И не чувство мести, а прямота и честность, свойственные натуре Николая Платоновича, восставали против той ничем не оправданной и поэтому несправедливой мягкости к убийце на следствии, мягкости, с которой — он в этом был уверен, — по всей видимости, обойдется с ним суд.
У Толи была отобрана жизнь, мимоходом, с таким циничным безразличием, какое — так считал Николай Платонович — не часто встретишь у тех, кто совершает умышленное убийство. А следствие и суд ничего другого не видят в преступлении Сергея Бессонова, как только, неосторожность! И всего более несправедливым казалось Николаю Платоновичу несоответствие между действительной виной Сергея и тем наказанием, которое ему грозит. Самое худшее, чего мог опасаться убийца Толи, — это лишение се об оды на сравнительно недолгий срок. Да и такое наказание едва ли ждет его. Вот ведь сидит за своим столом адвокат, вероятно, знающий свое дело. И адвокат сделает все, чтобы и это наказание было смягчено.
Николай Платонович думал: а что, если бы было наоборот, если бы Толя действительно по неосторожности, пусть по самой малой, самой непредвиденной неосторожности, убил бы Сережу, — разве простил бы себе это Толя, разве мог бы он домогаться снисхождения? Да что Толя, разве он сам, отец Толи, мог бы хоть на минутку помыслить о том, чтобы помочь сыну ускользнуть от ответа!
Обо всех этих мыслях Николая Платоновича стало известно много позже, в суде он их не высказал.
Николай Платонович ошибался. Сережа не был тупым себялюбцем, не было в нем и равнодушия, гибель Толи для Сережи — тягчайшая беда. И не пытался Сережа увильнуть от ответственности и если не отказался от защиты, то только потому, что не хотел отказом как бы подчеркнуть свое раскаяние, вроде бы продемонстрировать свою готовность полностью нести ответ.
Подлинное раскаяние целомудренно.
— Если меня осудят не так, как хотят Ольга Петровна и Николай Платонович, не будет ли это их мучить? — спросил Сережа защитника еще при первой встрече, выказав удивительное для своего возраста понимание душевного состояния родителей Толи.
— Постарайся в суде рассказать так, чтобы они сами во всем разобрались, — ничего другого защитник не мог ответить Сереже.
Но разберется ли Николай Платонович? И дело тут не только-в том, что в горе нелегко быть справедливым к тому, кто его причинил. Дело еще в том, что самого важного и нужного для понимания Сережи, его рассказа о том, как все случилось, Николай Платонович и не услышит. По обычному в то время порядку — сейчас он изменен — Николай Платонович будет вместе с другими свидетелями удален из зала и вызван только после того, как Сережа закончит свои объяснения. А ведь нужно, крайне нужно, чтобы отец Толи услышал все то, что скажет Сережа. Это нужно Николаю Платоновичу, это нужно и Сереже.
