Показания Елены Дмитриевны задали нелегкую работу суду. Само собой разумеется, не возникало ни малейшего сомнения в безусловной правдивости Елены Дмитриевны. Но ведь субъективно правдивые показания могут быть и бывают недостоверными. Самое глубокое стремление сказать правду, одну только правду, не предохраняет от невольных ошибок в памяти и восприятии.
„Скорая помощь”, прибывшая, когда Аркадию ничем нельзя было помочь, вынуждена была заняться Еленой Дмитриевной: потрясенная всем случившимся, она впала в острое реактивное состояние. А ведь установлено, что если какое-либо событие оказывает чрезмерное воздействие на человека, то все то, что этому событию непосредственно предшествовало, может невосстановимо вытесняться из памяти. Кровь, заливающая грудь Аркадия, лицо его, когда он поднялся, сделал два-три шага и рухнул на пол, смерть его, сознание, что в ней виновна Наташа, — разве этого недостаточно, чтобы потрясение, вызвавшее острое реактивное состояние, стерло в памяти то, что предшествовало трагедии? Утверждала же Елена Дмитриевна, что она не видела и того, как Наташа ударила ножом своего мужа. А ведь и этого Елена Дмитриевна не могла не видеть.
Но как бы ни расценивать достоверность показаний Елены Дмитриевны, остается несомненным, что она явила в суде пример редкого всепобеждающего правдолюбия.
Но меньше всего способна была восхищаться этим своим свойством сама Елена Дмитриевна. По правде говоря, не испытывала она и удовлетворения от сознания выполненного долга. Была Елена Дмитриевна горестно угнетена сознанием: не кто иной, как она, мать, сделала все что могла для того, чтобы наказание для дочери стало суровее. „И это, конечно, ясно и Наташе”, — терзала себя Елена Дмитриевна. Худо сейчас Наташе, хуже не бывает, совесть нещадно угрызает ее, отъявленной злодейкой она себя считает, если что и может теперь хоть как-то помочь ей, то только любовь ее семьи. Наташе так важно чувствовать, что есть еще близкие ей люди, которым она, какой бы ни стала, нужна и дорога, и первая среди них ее мать. А теперь, после показаний в суде...
В перерыве защитник подошел к Наташе. В ней не было ярости против матери, не было и страха. Подавленно растерянная, смятенная, она никак не в силах понять, не вмещалось в сознание, почему мать могла дать такие показания, не могла же она не видеть того, что произошло у нее на глазах. Правда, какие-то странные, неясные показания дала она и у следователя, но это было сейчас же по выходе ее из больницы, еще не совсем она оправилась. Но сегодня?
