Допрос закончился, а Лужникова не испытывала стыда, не считала себя виновной перед Чащиловым, перед судом, да и перед собой. Не чувствовала она вины и перед маленькой Валей. Ребенок подрастет и спросит, непременно спросит: „Как и почему умерла моя мама?”.И если поверить Лужниковой, то Вале должны будут ответить: „В смерти твоей мамы виноват твой папа!” Какой это тяжестью обрушится на неокрепшего человечка! И это не пугало Лужникову, как не пугало и Горскую, по одной и той же причине: у обеих — атрофия чувства ответственности. Это опасная нравственная болезнь. Это то, чем мечен каждый „правдовладелец”. И пусть „правдовладельцы”, выдающие свои предположения за истину в конечной инстанции не говорят: мы ведь ничего не решаем, мы только высказываем открытую нами „правду”, а решают другие, они могут и согласиться с нами, и отвергнуть нашу „правду”. Нет, „правдовладельцы” пытаются побудить следовать за их „правдой”, и если им это не удается, то это не их заслуга, их безнравственность от этого не уменьшается.
В жизни мы часто совершаем самые заурядные, не вызывающие нашего беспокойства поступки, которые при стечении неблагоприятных обстоятельств становятся ошибками. И, если нет возможности, силы духа разобраться в них своевременно, они приводят к тяжким необратимым последствиям. Так случилось и на этот раз...
Ошибка. Одна, другая. Снова ошибка. Больше с ними нельзя было мириться. Наташа это понимала и... ничего, к сожалению, не меняла в своей жизни. Что касается Аркадия, то он с первой встречи не задумывался над тем, будет ли счастливой эта встреча с Наташей, не задумывался потому, что это его не тревожило: молодой, сильный, красивый, если понадобится, он всегда сможет под родительский кров вернуться. На время, пока вновь не женится.
А Наташа не хотела замечать в поведении Аркадия никаких изъянов и, естественно, не думала, что ничего, кроме беды, ей жизнь с Аркадием не принесет, хотя это было очевидно. Она любила Аркадия той любовью, которая все прощает. Даже и то, чего простить нельзя. Прощая такое, предаешь то лучшее в себе, от чего человек не смеет отказаться.
Двадцатилетняя студентка второго курса педагогического института, веселая, готовая радоваться каждому пустяку, внешне очень привлекательная, она находила в себе щербинку и немного даже стыдилась ее: „Дожила вот до такого возраста, а ни разу ни в кого не влюбилась, очевидно, так уж и всю жизнь будет”. Никакой „щербинки”, естественно, у Наташи не было. Так всегда бывает — она не встретила еще человека, который разжег бы ее воображение.
