.
Различие между законом и «регулярностью», на котором настаивает здесь Г. Пауль, носит принципиальный характер. Понятие «регулярности» предполагает иной, менее глубокий уровень научного познания, чем понятие закона. Фонетические соответствия устанавливаются путем систематического сличения слов и словоформ родственных языков. Обнаруживаемые в итоге исторические связи звуков, — спонтанные и комбинаторные, — и есть то, что компаративистика называет «звуковыми законами» и что, по Паулю, следует точнее называть «регулярностями». Устанавливаемые на уровне прямого наблюдения, они воспроизводят конкретные звуковые связи между родственными языками. В отличие от такой «регулярности» подлинный закон должен вскрывать глубинные, т. е. всеобщие и необходимые связи между звуковыми элементами и их последующими трансформациями. Он должен содержать в себе указание на условия, необходимые и достаточные для того, чтобы трансформации этого рода могли повторяться в других языках и в другое время. Подлинные закономерности фонетического развития не даны в простом наблюдении. Раскрытие их требует проникновения в генетико-исторические «механизмы» фонетической системы.
Низведя фонетические «законы» классической компаративистики до уровня эмпирических регулярностей, Г. Пауль не ставил перед собой задачи раскрытия подлинных историко-фонетических закономерностей. Более того, он заранее исключал возможность таких исследований, так как вслед за неокантианцем В. Виндельбандом — хотя и с некоторыми отклонениями, — считал, что исторические науки не принадлежат к числу «законоустанавливающих наук». Несравнимо тоньше решали этот вопрос представители казанской школы. Признавая, что внутренние законы языкового развития «еще не открыты», А. И. Бодуэн де Куртенэ тем не менее оптимистически оценивал положение в нашей науке; «теперешнее языкознание, — говорил он, — находится, по-видимому, на хорошем пути по направлению к этой цели»[3]. Его ученик Н. В. Крушевский прямо полемизировал с Паулем, отстаивая объективное существование всеобщих звуковых законов, «по природе своей ничем не различающихся от законов физических или химических»[4].
В современной науке накоплено множество данных, позволяющих пересмотреть вопрос о закономерностях звукового развития. К «регулярностям» традиционной компаративистики добавились новые сведения, добытые типологией фонологических систем и лингвистической географией из наблюдений над живой речью. Сюда относятся прежде всего данные о вариабельности фонологических систем и просодических особенностях живой речи, скупо или вовсе не представленные в письменных памятниках языка, с которыми по преимуществу имела дело традиционная история языка. Существенную помощь в осмыслении историко-фонетических процессов оказывает и фонологическая теория, несравненно тоньше анализирующая их сущность, нежели старая фонетика с ее преимущественным вниманием к физиологии речи.
