Она сидела за столом, уронив на колени руки. Она всегда сидела на этом месте. А напротив всегда сидел он… тот, кого утилизировали… Кирилл. Это стало почти инстинктом – садиться именно с этой стороны, точно так же, как и ложиться справа от него в постели… Справа от Кирилла. Так странно называть живым именем того, кого уже нет. Странно и неприятно. Как будто имя оторвалось от его владельца и пытается занять его место. А ей не нужно имя, ей нужен он, тот, с кем она прожила рядом столько лет. И как она будет сейчас без него?
Лине стало невероятно жаль себя. Нет, ей, безусловно, было жаль и Кирилла тоже. Но ведь он был утилизирован и ничего более плохого с ним точно уже не случится. А с ней? Сможет ли она когда-нибудь вновь вести обычную, адекватную жизнь? Сможет ли она найти снова то спокойное счастье, к которому приучил ее он… тот, кого утилизировали? Для этого, по крайней мере, нужно найти и привести в дом другого зомби-мужчину. Ей ведь всего двадцать восемь лет, а в таком возрасте жить одной для зомби-девушки – это прямой путь к неадекватности. Лина даже на мгновение представила, как какой-то посторонний зомби, с размытым пока лицом, заходит в их спальню, раздевается, ложится в их постель, чтобы реализовать с ней инстинкт близости… Она непроизвольно содрогнулась, и к горлу подступил тугой тошнотный комок. Нет уж, лучше быть в неадеквате… Ее снова дернуло. До чего только не додумаешься в одиночестве.
Зомбифон непрерывно трещал. Мама пыталась пробиться сквозь электронную бездну. Не сейчас… Может, чуть позже… Может быть, через полчаса… Лина встала из-за стола. Жутко неприятные ощущения в желудке не проходили. Это были ощущения огромной пустоты и почти боли. Она ощущала, что нужно что-то сделать, но что именно понять не могла. Панельные сериалы оказались в этом смысле плохими подсказчиками. Героини, потерявшие близких, обычно безутешно вздыхали, заламывали руки. Лина вздохнула. Не помогло. Она подошла к плите и, взяв сковороду, выбросила ее в ведро вместе с содержимым. Стало чуть легче.
Остаток вечера заняли разговоры с родителями и реализация стандартных инстинктов. Помыться, посмотреть зомби-панель… В конце концов живот отпустил. Сакраментальные мамины истины и обещание приехать пожить вместе с ней отвлекли окончательно и даже позволили к полуночи выйти в сеть и поделиться горем с друзьями. Горе, разделенное с сетью, как-то размылось. А многочисленные сочувственные комментарии и пожелания заставили поверить, что она не одна.
