- Как хочешь, - покорно ответил Митька и исчез в темноте.
- Ни слова? - вмешалась мать. - А черта лысого! Я его выведу на чистую воду, я до Москвы дойду!..
Роман только рукой махнул.
С матерью он в целом ладил неплохо. Иные придут из школы, книги на стол - и поминай как звали. Роман не такой. Он и дрова рубит, и двор подметает, и на огороде трудится. Пока мать с работы прибежит, он уже, смотри, и пол вымоет. Мать тоже работящая, поэтому в хате у них всегда прибрано, во дворе чистенько. "Хотя и без мужа живу, но у нас беда беду не потянула, - хвалилась не раз перед соседками Любарчиха, - без хозяина двор не плачет".
Слыша эти горделивые заявления родительницы, Роман только улыбался, гордясь и собой, и своей матерью.
Другая беда у Оксаны Любарец: уж слишком скуп сын на слово. Чтобы она услышала из его уст о каких-нибудь школьных новостях - такого еще не бывало!
Вот и сейчас. Пришли домой - молчит. Рассказал бы, ведь на сердце у него многое...
- Рома...
- Что, мама?
- Ты мне никогда ничего не рассказываешь...
Роман стоял посреди комнаты с рушником в руках. Отвернулся к окну:
- Ты мне тоже...
- Не понимаю...
И вдруг Роман спросил тихо, как о чем-то обычном:
- Скажи, мама, это правда, что мой отец от водки умер?
Мать стояла немного сзади, Роману не хотелось оборачиваться подчеркивать сказанное. Подошел к зеркалу и в нем перехватил ее испуганный взгляд.
- Кто это нагородил тебе? - спросила мать, стараясь быть спокойной.
Роман грустно улыбнулся. Хорошо, что мать не видела его улыбки.
- Мне каждый глаза этим колет...
- Каждый?.. - голос матери вздрогнул. Она еще стояла какой-то миг, затем села, закрыла лицо руками и заплакала.
Мать никогда так не плакала... Роман присел рядом с ней.
- Мама...
Она обняла его, стала целовать:
- Не верь, Рома! Не верь никому!..
Слезы катились по ее лицу, и от этих соленых слез заныли ссадины Романа, а еще больше - душа.
- Успокойся, мама!.. Прошу тебя...
- Твой отец... Он был честным и добрым человеком. Не верь никому!.. Какие же злые люди...
- Успокойся, прошу тебя... - повторял Роман, хотя ему хотелось и самому заплакать. Упасть матери на грудь и заплакать, как в детстве... Но детство ведь давно прошло... еще тогда, когда отца отвезли на кладбище.
Сидели рядом и молчали минуту, а может, и час, кто знает.
- Ты, наверно, есть хочешь, сынок, - нарушила, наконец, молчание мать. - Обед ведь и не тронул.
- Тогда не хотелось.
- А сейчас?
- Сейчас? Сейчас можно, если вместе.
