— В единорогов на радуге ты тоже веришь? — хмыкает Коул, тормозит у стола, чтобы хлебнуть пива прямо из горла. У него на шее, прямо под кадыком, выбит человеческий глаз в причудливом обрамлении цветных узоров. Маккормик вспоминает, как отрабатывала с тренером удары в шею. Шея — одно из самых чувствительных мест. Наверное, бить тату было адски больно. А сколько их у него? Десяток, два? Сколько же он вытерпел боли?
— Мне мало его смерти. Порой смерть — это слишком просто, понимаешь? — и он понимает, Александра видит это по его помрачневшему взгляду. Наверное, тот, кто виновен в смерти его друга, отделался слишком легко. Для Бреда Маккормика смерть — слишком простое наказание. А вот настоящая справедливость… — Я хочу, чтобы все, весь мир узнал, кто он на самом деле. Я не позволю ему меня сломать. Я не стану такой же…
— Как я? — невесело хмыкает Коул, сминает пустую банку в кулаке и прицельно бросает её в мусорное ведро.
— Как он.
Очевидно, он считает себя не лучше её отчима. Очевидно, Коул считает, что и он, и Данэм, и Бред Маккормик слеплены из одного дерьма. Они на одной стороне по факту — стороне, противоположной закону, противоположной её понятиям о честности и справедливости, но Александра не может связать вместе одно с другим. Коул не похож на них. Он другой. Он вступил на свой путь не по желанию, а по отсутствию выбора.
Кажется, Александра думает слишком громко, и может, пораженная своим открытием, слишком восторженно смотрит. Коул открывает было рот, чтобы возразить, но сбивается на полуслове. Алекс понимает, что расстояние между ними не больше ладони, и это её не пугает. Совсем не пугает.
— Ща свет включу, — прокашлявшись, Коул отмирает, опускает глаза, делает шаг назад, бьёт ладонью выключатель на стене. Тусклый, желтоватый свет лампочки прогоняет иллюзию, иллюзию доверия и какого-то необъяснимого притяжения, а трель телефонного звонка выбрасывает её в реальность пинком под зад. Александра плохо понимает, что только что произошло. Не иначе, как у неё от страха поехала крыша. Выставить преступника едва ли не героем — на это способна только двинутая на всю голову мазохистка.
— Брат, — кратко поясняет он, зло отбрасывая телефон в сторону. — Я спалился на камерах, нельзя мне пока на улицу высовываться. Так что, принцесса, мы теперь оба заложники.
Коул плюхается на диван и открывает ещё пива. Похоже, сегодня он уже никуда не уйдёт.
***
— Милая, я пять дней взял на работе. Давай съездим куда-нибудь, развеемся?
