Хотя, мое решение ее не трогать не было связано с ее отцом. Какая-то небольшая рациональная часть меня не хотела, чтобы она оглядывалась назад и снова и снова вспоминала, что было между нами, убеждаясь в мысли, что я ее принудил. И когда это я стал переживать о женских сожалениях? Я решил, что не стоит думать об этом слишком усердно.
Спустя минуту Эм стала раскованнее и носом зарылась мне в шею.
— Отстегни меня, — прошептала она.
К черту все.
Слегка приподнявшись, я отцепил наручник, интуитивно готовясь к атаке. Вместо этого я ощутил, как ее руки обвили меня, их сладкое тепло прошло от спины к моей заднице.
Черт, как же хорошо.
Я стал целовать ее шею и начал расстегивать этот бог знает кем придуманный корсет. На нем, должно быть, тридцать маленьких застежек. Мне всегда казалось, что такие штуки чертовски сексуальны, однако интерес к ним начал стремительно угасать.
— Дай я, — мягко сказала она. Я смотрел в ее глаза, они были спокойными и полными желания. — Слезь с меня на секунду, ладно?
Я скатился с нее, и она тут же покраснела, а потом отвернулась.
— Детка, я уже видел твои сиськи.
— Лиам, все слишком быстро, — спокойно сказала она. — Просто дай мне секундочку, хорошо?
— Хорошо, — ответил я, взглядом пройдясь вниз по ее спине. Мне правда нравилась ее татуировка. Банальная до ужаса, но именно такие меня всегда и заводили.
— Что означает твоя татуировка?
Она тяжело вздохнула.
— Должна была означать «навсегда», — ответила она. — Мы с сестрой сделали себе такие как-то ночью вскоре после того, как мама умерла, поэтому на ней крылья ангела. Мы хотели, что татуировки стали знаком ее памяти. Должна сказать, мы слегка выпили, когда пошли их делать... Для нас это были трудные времена. Но парень, который их делал, оказался настоящим идиотом. На самом деле на ней написано «белка».
— Бл*дь, — произнес я, прилагая все усилия, чтобы не засмеяться. Никогда не стоит смеяться над голой девушкой, которая собирается потрогать твой член. — Что же, полагаю, никто, смотря на нее, об этом и не догадывается. А как ты выяснила?
— Когда ходила в колледж, — ответила она. — Один семестр я провела в Сиэтле. Моя соседка была китаянка, она мне и рассказала.
— Паршиво.
— Не настолько, как смерть мамы, — пробормотала она. Она, казалось, все еще пыталась справиться с корсетом, а я собирался спросить, в порядке ли она, когда она развернулась и огрела меня по голове тяжеленой книгой в жестком переплете.
Вот черт.
