Узник ночи | страница 47
Затем он отпустил ее руку и вскинул подбородок, готовый к любым неожиданностям.
Слезы навернулись на глаза Амари, заставив его вздрогнуть. Она поняла, что может справиться с чем угодно, только не с добротой.
***
«Эта женщина просто сногсшибательна», — подумал Дюран. И не в обычном понимании этого слова.
Дело не во внешности. Он был убежден, что, если бы пришлось, он даже не смог бы описать ее. Он, можно сказать, даже не видел ее, когда дело касалось ее лица и тела.
Амари была прекрасна для него из-за того, как она заставляла его чувствовать себя. Она была подобна удаче, когда ничто не преграждало тебе путь, или неожиданному облегчению груза, который нестерпимо давил на тебя… или спасательной лодке, которая появилась, когда твоя голова уходила под воду после твоего последнего вдоха.
В связи с этим, впервые за очень долгое время — а, возможно, вообще впервые в жизни — он почувствовал, как некий жесткий узел расслабился внутри него. Ему потребовалась минута, чтобы понять, что это было.
Безопасность. С ней он чувствовал себя в безопасности — и это не было иронией, учитывая, что у нее в руке был 25-сантиметровый охотничий нож. Дело просто в том, что он знал, что она не навредит ему, и не только потому, что ей нужно, чтобы он отвел ее к ненаглядной Чэйлена. Жестокость просто не была ей свойственна. Как цвет ее глаз и ее фигура, то, что она была защитником, миротворцем, а не агрессором, было ее неотъемлемой частью.
— Начну с бороды.
Ему потребовалось секунда, чтобы понять, о чем она говорит: «А, точно. Бритье».
Она собрала волосы в самой нижней точке подбородка.
— Я постараюсь быть как можно нежнее, хорошо? Дай мне знать, если я сделаю тебе больно.
Давненько он этого не слышал.
Она потянула, и он напряг мышцы шеи, чтобы удержать голову на месте, а потом начала резать.
— Тупой, — пробормотала она. — Черт побери, мне очень жаль.
— Все в порядке. Делай, что должна.
«Делай, все, что захочешь», — добавил он про себя. Но озвучивать не стал, потому что внезапно перестал думать о бороде, ноже, бритье. Он думал о других вещах, о других ситуациях.
Как он мог бы ободрить ее. Может попросить у нее что-нибудь. Может… умолять ее о чем-нибудь.
Его глаза остановились на ее губах. Она была так сосредоточена, что прикусила нижнюю губу, и острый клык впился в мягкую розовую плоть. Внизу между ног, за ширинкой боевых штанов, он почувствовал, как его плоть становится толще. Такая реакция, хотя и естественная, казалась знаком неуважения, но извиняться за это было нельзя — не станешь же признаваться в этом — а это, без сомнения, оттолкнет ее.