Крушинский изучал и других животных, собрав огромный массив данных о том, какой сложной может быть их социальная жизнь, какими изумительными адаптивными способностями они обладают. Ученый проводил великолепные полевые исследования. В одной из статей Крушинский описывал наблюдения за тем, как большой пестрый дятел использует деревья в качестве орудий труда. Птицы закрепляют шишки в отверстиях древесных стволов, причем таким образом, что размер дыры позволяет плотно удерживать шишку, пока дятел извлекает из нее семена. В отличие от других бихевиористов, категорически отрицавших существование у животных эмоций, Крушинский упрямо писал о проявлениях чувств, которые ему пришлось у них наблюдать. Например, ученый утверждал, что африканские гиеновидные собаки живут особыми сообществами и держатся эти сообщества за счет «дружеских взаимоотношений».
Дмитрий Беляев был дружен с Крушинским, восхищался его работами и, поскольку эксперимент по доместикации лис требовал тщательных этологических наблюдений, однажды отправился к нему в университет на Воробьевых горах за советом. Он искал исследователей, которые могли бы проводить каждодневную экспериментальную работу, и надеялся, что Крушинский кого-то ему порекомендует.
Они встретились в здании, где работал Крушинский, в помпезной комнате с мраморными полами, роскошными потолками, колоннами и статуями. Рассказав о своем замысле, Дмитрий объяснил, что ему нужен в качестве ассистента одаренный студент. Крушинский бросил клич, и Людмила отозвалась на его призыв сразу же, как только услышала о такой возможности. Ее дипломная работа была посвящена этологии крабов. Изучать их довольно сложное поведение было интересно, но куда заманчивее выглядела перспектива работы с лисами, ближайшими родственниками ее любимых собак, да еще под руководством такого выдающегося ученого, как Беляев. Ей очень хотелось принять участие в подобном проекте.
В начале 1958 г. Людмила пришла на первую встречу с Беляевым в Центральную исследовательскую лабораторию. Его манера держаться поразила ее. Он был не похож на тех советских ученых высокого ранга, которые позволяли себе относиться к женщинам, занимающимся наукой, высокомерно и снисходительно. Людмила, с ее доброй улыбкой, волнистыми, коротко подстриженными волосами, к тому же невысокая (чуть выше полутора метров), выглядела даже моложе своих лет. Однако Беляев общался с ней как с равной. Она запомнила пронзительный взгляд его голубых глаз, в которых отражались не только ум и энергия, но и необычайное понимание собеседника. Беляев попросил ее рассказать о себе, но казалось, что он уже успел проникнуть к ней в душу, как будто они были знакомы всю жизнь. Людмила почувствовала себя полностью захваченной этим разговором. Казалось большой удачей и привилегией, что этот экстраординарный ученый доверился обычной студентке и рассказывает о сути своего смелого замысла. Никогда прежде не встречала она такое необычное сочетание уверенности и душевной теплоты в человеке.
