«Рублевский» жанр нашей литературы | страница 10
Вот такие прекрасные ассоциации и жизнь героям облегчают, и авторское повествование украшают...
Однако пора вернуться к героям романного цикла.
Второй из героев классической пары, в противоположность юному школяру, — немолодой уже Балтромей Лёдник, обладатель двух дипломов: доктора вольных наук Пражского университета и доктора медицины Лейпцигского университета — а также бывший алхимик и раскаявшийся чернокнижник.
Бутрим «был сыном полоцкого скорняка... но единственный сын... отца сильно разочаровал... скорняка из него не вышло бы никогда, хоть с самого всю кожу сдерни. Недотепу пришлось отдать в ученики к чудаковатому владельцу книжной лавки и переплетной мастерской купцу Ивану Реничу». «Недотепа» — потому что книжками интересовался юный Бутрим гораздо больше, чем выделкой шкур. Здесь тот же прием «косвенности»: это грубоватое определение на самом деле характеризует не парнишку, а его отца: через его отношение к сыну как к «недотепе» мы словно воочию видим самого скорняка — простого честного трудягу, в понятии которого увлечение книгами — бесполезная дурь. Впрочем, это все же был неплохой отец: ему хватило ума не запирать мальчишку «для вразумления» в чулан, а «смириться с тем, что сын пойдет по ученой части». Это будет Полоцкий коллегиум, два университета, «докторская цепь на грудь», общение с ученым миром Европы...
Сын полоцкого скорняка возник в романе, конечно, неслучайно. Он сразу напоминает нам другого славного сына полоцкой земли — Франциска Скорину. Далее и сам автор сравнивает разностороннего, жадного до знаний своего героя с нашим знаменитым просветителем. Правда, сравнение неожиданное: «Новые и новые знания пьянили сильнее вина... более, чем богоугодное лекарское дело, захватили его науки тайные... Найти философский камень!.. А что, даже другой полочанин, славный Франциск... несколько лет жизни на обретение того камня угробил, перед тем как начал книги печатать». Так, «между прочим», расширяет автор наше представление о славном первопечатнике. Увлечение Скорины алхимией не должно умалять нашего к нему уважения: для эпохи Возрождения в Европе был вообще характерен мощный порыв к познанию мира во всем его разнообразии. Зарождавшаяся наука ставила перед собой, в частности, благородную задачу борьбы с процветавшими тогда дичайшими суевериями. (Многочисленные примеры таких суеверий тоже приводятся автором: вопиющая расправа — вымазывание дегтем и закапывание живьем в землю — с бедолагой, подвернувшимся под руку замученным эпидемией «язвы» мужикам, или, при затянувшихся родах, «выманивание» младенца на свет Божий... сахаром. Что поделаешь — без таких «деталей» картина эпохи была бы неполной.)