Прасковья Яковлевна тоже вышла на работу. Первым делом учителя составили списки сирот и открыли для них детский дом. Затем обновили списки учащихся по классам и начали вести уроки.
Маленькую дочку Прасковья Яковлевна брала с собой, и та уныло сидела на окне позади учеников, вертя головой, наблюдая за происходящим то в помещении, то на улице. Школьная жизнь закипела — в свободное время ребятня помогала взрослым приводить в порядок улицы и дворы, возобновлять зеленые насаждения. Это их усилиями создан парк в центре села, около братской могилы и памятника неизвестному солдату.
Время пошло быстрее, дни как будто стали короче, зато ночи — спокойнее. Как хотелось, чтобы теперь, в этот порядок и тишину, вернулись родители, чтобы рядом был муж и братья! Прасковья Яковлевна каждый день, идя со школы, заходила на почту, но там только качали головой — писем не было. И то сказать: от кого они могли быть, если ее родных и близких, кто выжил после расстрела, угнали в Германию, туда, где западнее продолжается война?
А родителей и на свете нет… Бывало по дороге она заворачивала на кладбище и там стояла у их могилы, плача беспрерывно, шепотом рассказывая свои горести…
Вот так однажды она шла домой — наплакавшаяся, уставшая, с опущенной головой, никого не замечая вокруг. Впереди с подпрыгиваниями и подскоками бежала засидевшаяся на уроках дочка, что-то бормоча себе под нос.
— Смотри под ноги, — осадила ее Прасковья Яковлевна, — а то упадешь.
Приблизились к своему двору, посмотрели туда издали.
Постоялец, по всему, был дома, потому что во дворе стояли обе машины, которыми он пользовался, а возле них крутились люди. Один из них, его водитель Сергей, ходил вокруг легковушки с мягким веником, смахивал с кузова пыль и напевал марш артиллеристов:
Из тысяч грозных батарей
За слезы наших матерей,
За нашу Родину — огонь! Огонь!
Девочка, увидев этого веселого дядю, который иногда подбрасывал ее вверх и катал на машине, со всех ног ринулась вперед.
— Да не беги ты! Успеешь, — Прасковья Яковлевна следом за дочкой зашла во двор и глазам своим не поверила: у входа в их жилище стоял измученный, заросший Борис Павлович и неодобрительным глазом наблюдал за происходящим.
— А-а, малышка, — тем временем приветствовал маленькую Шуру постоялец, разведя руки. — Поможешь мне машину чистить?
— Не помогу, — важно ответила та. — Я маме в школе помогаю.
— Устаешь, поди? Там же надо тихо сидеть.
— Устаю, — по-стариковски вздохнула девочка.
