Бывало, он серьезно изматывался на работе, уставал от контактов с людьми, от насыщенных бесед, от размышлений над сложными вопросами бытия, и нуждался в отдыхе, в отвлечении на что-то другое. Но на что? Русские, не в обиду им будь сказано, вообще не любящие угнетать свой дух чрезмерным напряжением ума, в подобных случаях выручали себя прогулками. Но ведь и на прогулках мозг не отключался! Мозг продолжал работать и усиливать состояние, от которого Гордею хотелось избавиться.
И тут однажды он вспомнил столяра из своего детства, меняющего в их московском доме оконные рамы и деревянные лестницы. Столяр был именитым, известным по своей части человеком, и выставил условие — от начала до конца работать на территории заказчика, а не в своей мастерской.
— Для обработки большого количества древесины, — объяснял он, — требуется место, коего в моей мастерской нет. Равно и транспорт требуется для перевозки готовых изделий к вашему дому. Опять же — затраты. Нет, господа хорошие, и вам дешевле, и мне удобнее расположиться у вас, как хотите. Да и быстрее оно будет.
С этими доводами родители Гордея согласились. Для нужд столяра была освобождена часть сарая и прилегающая часть двора. И работа закипела. Продолжалась она один летний сезон, но маленькому Гордею казалось, что это чудо длилось полжизни. Как же ему нравился запах древесины, ее покрученные тонкие стружки, теплые и чистые. Нравилось смотреть, как легко и ловко работал столяр. Он был похож на волшебника, который только прикасается к вещам, а те сами становятся такими, как надо. Зачарованный наблюдениями, Гордей мог часами гулять возле столяра, задавая ему довольно неглупые вопросы.
Барчук столяру нравился. Своей необыкновенной простотой, органично соединенной с достоинством, толковостью, умением сосредотачиваться, пониманием чужого труда — этим Гордей просто поражал столяра.
— Эх, барин, — садясь в тени грабов на перекур, говорил он, — из вас вышли бы люди. Да, редкий дар я в вас наблюдаю. Так и скажите родителям, что дед Матвей с большим удовольствием взял бы вас в подмастерья.
Вечером Гордей рассказывал об этом родителям, и они гладили его по голове и утверждали, что столяром быть хорошо, но доктором, лечащим людей от страшных болезней, — лучше. А главное благороднее. Последнее обстоятельство покоряло Гордея, рассматривающего благородство как призвание к высоким деяниям, и он соглашался с родителями.
— Что ж, — вздыхал по-взрослому, — буду расти доктором.
