— Сынок, мелочей не бывает, — назидательно сказала она. — Помни это.
— Хорошо, — поспешил ответить Гордей, но мать движением руки попросила его молчать.
— Можно сколько угодно подготавливать завтрашний день, тщательно все предусматривая, однако он все равно может найти щель в твоих стараниях и пойти своим порядком. Тут ожидаемое тобой и предусмотренное Богом выступает в равных долях, или, как в народе говорят, — тут бабушка надвое сказала, — Елизавета Кирилловна опять прибегла к спасительному фольклору. — Никогда не знаешь, из какой незаметной фразы, встречи, события — из какого пустяка — проистечет то, что завтра-послезавтра станет для тебя главным и определяющим вопреки, казалось бы, здравому смыслу. Поэтому не упускай из поля зрения ничего. Береги с вниманием свое время, свою жизнь. В ней нет незначительного, в ней все — истоки твоих новых событий и деяний. Все записывай и иногда перечитывай.
— Я записываю, — прошептал Гордей.
Он видел, что мать устала и понимал, что это назидание — вовсе не назидание, а ответ на мучившие ее вопросы. Скорее всего, она нашла причину своей смертельной болезни. И видимо, себя одну винила в ней, поэтому конкретно говорить не хотела и облекла предупреждение для сына в общие фразы.
Гордей вернулся к столу и тут же все записал, добавив и свой вывод: «Раз мать упрекает себя, говорит о проигнорированных пустяках, значит, считает, что могла бы вовремя выявить болезнь и помочь себе, если бы была внимательной».
А в один из последних дней, когда Елизавета Кирилловна еще не впала в беспамятство, из которого так и не вышла, она опять призвала Гордея к себе и повела совсем неожиданный разговор.
— Ты пишешь? — спросила коротко.
— Да, мама, — ответил Гордей.
— Некоторые церковники считают, что человека отличает от животного творческое начало. Но это не совсем так.
— Не так? — удивился мальчик.
— Много я думала... — между тем продолжала Елизавета Кирилловна. — Вот ведь и грач умеет изобретать — как ловко он поднимается ввысь с орехом и бросает его на камни, чтобы расколоть. А еще я тут наблюдала из окна, как ворона, обосновавшись на соседней крыше, принесла туда два кусочка хлеба и все примерялась, как бы ей за один раз взять их и унести в гнездо к птенцам. И так и сяк пробовала добиться своего, брала один кусок, потом второй, и лапой помогала себе засунуть их глубже в клюв, но ничего не получалось. И вдруг она быстро и резко сложила эти кусочки один на другой, спокойно зажала в клюве и улетела. Вот как!
