Стискивая прижатое к груди одеяло, я повернулась к Дрэйку, смущённая, растерянная.
– Я… – слова застревают в горле. Сглатываю судорожно, собираю мысли заново, суетливо. – Я… Кажется, я… беременна.
– Не кажется, а точно, – добавляет Нордан.
Мы с Дрэйком смотрим друг на друга и моя растерянность, удивление отражаются в его карих глазах. Я вижу себя, взлохмаченную, обнажённую фактически, вижу своё побледневшее лицо. Вижу замешательство, недоумение продолжением охвативших меня чувств, вижу тьму, разливающуюся в пристальном взгляде, но она не пугает, наоборот, зовёт, приглашает под свой надёжный оберегающий покров. И тепло – шальными рыжими искрами в глазах, распускающимся нежным цветком в сердце, лёгким прикосновением к моей руке, лежащей поверх одеяла. Дрэйк берёт мои пальцы в свои, удерживает, поглаживая бережно. На губах появляется улыбка, слабая, скрывающаяся в приподнявшихся уголках, однако мне не нужны слова, не нужно выражение безмерного счастья напоказ. Я ощущаю его тепло, огонь радости, не дикий, пожирающий всё на своём пути, но пламя спокойное, уютное. Мы сидим рядом и не можем отвести глаз друг от друга, с трудом веря, боясь поверить, что всё-таки это случилось, что у нас будет ребёнок. Придвигаюсь ближе к Дрэйку и он, обняв меня за плечи второй рукой, привлекает к себе, целует в висок. Время тянется лентой мёда, душистого, стекающего медленно, лениво, и я едва замечаю, как Нордан встаёт и, даже не пытаясь прикрыться чем-либо, уходит, по пути подобрав с пола позабытое полотенце. Дверь остаётся открытой, и вскоре я слышу шаги, голос Нордана, полный насмешливого удивления:
– И кто у нас такой бесстрашный, успевший зайти в ванную и даже навести здесь порядок?
– Я, – ответил Дрэйк негромко, однако я не сомневалась, что Нордан прекрасно его расслышал. – Лиссет вряд ли справилась бы с тем катком, который ты там оставил.
– Каким катком? – помню лужи на полу, нашу одежду, но не каток же!
– Видимо, Норд так решил проблему разлившейся воды и вероятной протечки на первый этаж – заморозил её, превратив пол в ванной в каток.
– Но я ничего не заметила…
– Заморозить воду дело нескольких секунд.
Я, сообразив вдруг, вспыхнула, спрятала лицо на груди Дрэйка, уткнулась в белую рубашку.
– Ты не должен был этого видеть, – и тем более убирать за нами. – Я сама навела бы там порядок…
– Айшель, я не увидел в ванной ничего, чего бы не видел за столько лет, – Дрэйк говорит успокаивающе, однако ласковые, ободряющие нотки только усиливают чувство неловкости, смущение.
