— Когды-то Дев Индра разделил всех полканов на сьсловия. Закрепив за ними особые традиции, обряды и обязанности, чтобы кады его потомок прибыл в Таранец, и взял у руки цепь Любоначалия, всё происходило по оставленным им законам. Посему у граде нашем главой Таранца стоит княже— властитель, правитель и глава всех полканов, его велению безоговорочно подчиняются все. Следом за княжем располагаются сьсловия. Старшее сьсловие— служителей княжа, к ним относятся все болярины и служилые. Младшее сьсловие кликают смердами— это все простолюдины, землепашцы и чумазые. Вняв у тем баляканьям Хары Боренька сувсем окривел, верно, став схожим с у тем беросом Кривом, оный попёрси к диткам Пана, и ноне обратилси у како-то примерзкое существо. У тако перьтягивание постигло и нашего мальчика, у негось даже окосели очи, оно як не мог вон взглянуть у лико Хара, будто то вон обозвал таким скверным словом пожилого полкана. И нежданно ему втак захотелось убёгнуть отседова… Во бросить эвонтов тяжелющий меч и убежать… убежать, шоб паче не слухать таки унизительные речи: сисловье, смерды— словно вони смердять… воняють… чумазые— вроде як не кадыкась не моютси… А Хара меж тем, будто, ужось не замечая кривизны мальчугана, продолжал свои россказни:
— К старшим боляринам относятся урвары и все первенцы рождённые от сыновей Китовраса, в том числе и техли Рам. К служилому же люду причисляются все воины— это первенцы рождённые от дочерей Китовраса.
Смерды— все остальные потомки Китовраса. Простолюдины, те кто ведёт торговые дела, работают гончарами, ремесленниками, ювелирами, портными. Землепашцы, оно и так ясно, трудятся на земле, выращивая рожь, горох, овёс, пошеницу, вся та оземь лежит позадь Таранца, да на взгорьях. Они также следят за стадами коров, овец, коз каковых у нас множество… А чумазые, те которые трудятся во домах боляринов и служилого люда. Чумазый— это я.
— Ты, — повторил мальчуган до зела грустно и вздев голову, посотрел у тако добренько и чистенько лицо полкана.
— Я…я— чумазый… и слежу за палатами в Дхавала чертогах, — закивав головёшкой ответил Хара и почемуй-то заискивающе вулыбнулси, можеть страшась чё егось лишать тако почётного величания и служения у Белых чертогах. — У нас в Таранце всё… всё так мудро устроено.
Всё как велел светлый и великий Дев Индра.
— И чавось же туто-ва у вас мудрёно вустроенно, — недовольно проворчал отрок и муторно задышал, утак осе вон бул сёрдит. — Чё ж туто-ва мудрённого, ежели тобе чумазым кличуть али смердом… Вроде як от тобе чем-то воняеть… Да, разве сице можно… втак обзыватьси… дразнитьси таковыми бранными словами, — малец тряхнул головой, и, приподнявши увыспрь меч, гневно потряс им, точно у то он был повинен в таких неважнецких, аки кумекал, Борюша обычаях. — А вот наш Вышня… он нас усех величал своими чадами. И не кадысь вон нас не делил… Мы усе для него равны, чё я простой мальчик, чё дядька Былята оный соратник ваяводы града Гарки… усе равны… Скверные у вас законы и вобычаи! И вообче не вскую Хара предо мной так кланитьси, оно як ты мене годками— то постарче… многось старче…
