— Поди… поди Борюшенька отдыхать… А мы покедова погутарим с темником и урварой. Ужотко мальчуган сице обрадовалси тому разрешению, чё не мешкая направилси скрозе Чандр палаты к отворённой двери. Посем на ходу приметив, шо у полканов стоящих с волынками подле стен палаты на поясах висели ножны с мечами, таковой же длины як и у беросов, да токмо не у деревянных ножнах, а будто во серебряных, весьма придивно усыпанных самоцветными каменьями да символами Бога Дыя. Миновав палату, малец вошёл в новы чертоги, идеже находилси замерший на месте Хара, указывающий вытянутой рукой на ступени лесенки. Окинув взором энту коловоротную горницу мальчуган увидал, чё вона такая же белая и каменная, а гладкость стен, пола у ней являла поразительную плавность изгибов. Высокий свод, нависающий идей-то далёко, чудилси творённым из слюды, одначе он был таким прозрачным, чё проходящи сквозе него лучи красна солнышка ясно освещали ту палату. Широка лесенка малешенько вертаясь подымалась ввысь, будто стремясь коснутьси изумительного по купавости своду потолка.
— Наверх… наверх следуйте ваше сиятельство, — молвил тихонько Хара, и глас егось звучал мягко да низко.
— Чавось? — перьспросил отрок вуслыхав незнакомо слово. — Како тако сиянтельство?
— Ваше…ваше сиятельство, — слегка повышая голос прогутарил Хара и на малеша испрямившись, споднял главу да зыркнул глазьми у мальца. — Ваше сиятельство, так положено вас величать.
— Ни-а…, — возмущённо пробалабонил Борилка да яростно мотнул туды-сюды головушкой сице, шо встрепенулись его вольно лежащие густы волосья. — Они мене кличуть княже, — и мальчишечка скосил очи, указуя на Рама и Керу, оные покамест стояли у проёме Рушат врат да чуть слышно меж собой перьругивались.
— Их благородства, техли и урвара, могут вас так величать, потому что они служители княже, — ответствовал Хара и почемуй-то вулыбнулси, словно был рад тому, шо у те прерикающиеся полканы важней его. — А мы… мы-смерды, посему обязаны величать вас— ваше сиятельство. Борюша заслушав те пояснения некрасивше так, для собе, искривилси, враз дрогнули на евойном лице не токмо губы, но и нос, и лоб, и брови. Занеже у том говорке Хары звучало тако унижение и кажись словно ругань, не присущая людям светлым и вольным— каковыми были беросы. Хара же углядев перькосившигося мальчика и вовсе вспужалси, кажна чёрточка евойного лика затрепетала, точно вызнал вон о какой-то дюже страшной бёдушке грозившей смёртушкой не токась ему, но и сему Бел Свету. Он торопливо глянул в сторону беседующих Рама и Кера, в разговор которых вклинилси Былята, по-видимому, уставший слухать ихню брань, и произнёс:
