— Ну, княже, коль поутру выйти, так к полудню будешь возле неё, — принялси торопливо пояснять темник и полыхнул у сторону урвара лучистостью своих очей, оно як Кера жёлал було вмешатьси у их беседу и подавшись станом к мальчугану, для тогось даже открыл роть. — И ащё полдня на неё взойти, а может и меньше… Кто ж ведает княже? Туда ж никто не ходит. А духи они знашь же какие, они зараз могут овринг, твой, вдесятеро увеличить, ежели захотять… Одначе могут и уменьшить, то в их власти. Потому я толком то и не ведаю, как долзе туды взбираться… Так по виду она вроде не высокая… гора та… — Рам на маленько прервалси, помолчал, медленно поводя кусочком лепёхи у наваре, тока утак ентов кус и не пожущерив, вопросил, — так ты, княже, всё ж решил идти на ту гору, может перьдумаешь?.. На, что тебе те Вилы… это ж духи как-никак.
— Неть, Рам, — закачавши головушкой, откликнулси мальчик. — Я должон… должон увидать Вил… Мене надобна их помочь, и от евонтой помочи зависит, сможет ли мой народ победить то Зло, каковое топаеть на бероски земли. Боренька стих и вуставилси глазьми у золотой ствол древа, начертанного на смарагдовом полу. Трапеза длилась ащё долзе, и скользящие подле столов чумазые полканы, меняющие тарели, подливающие напитки у кубованы, почасту приносили нову, горячу снедь. Кадыличи мальчуган и вовсе заскучал у повалушу вошли, чрез потайну дверь, трое сиво-чалых полканов у зекрых рубахах и с волынками во руках. Вони встали посредь палаты, как раз супротив отрока и прынялись играть на тех чудных вунструментах, носящих величание Богини Волыни. И поплыла по повалуше трепетная, звонко-нежная мелодия, и точно заколебались лучи красна солнышка наполняющие палату, пробивающиеся сквозе слюду оконцев. Едва зримой рябью пошёл золочёный ствол на полу да мощны або тонки ветви на стенищах и своде, затрепыхались дивны листочки. И мальчику почудилось то великие Асуры Ра и Волыня празднуют свову свадебку, оная по преданиям была у месяце травне, кадыкась засегда заключали браки Боги. И мнилось мальцу, будто подымаеть Ра свову возлюбленну жинку высоко у поднебесье, вжесь у саму Сваргу, а опосля опущает удол качая на гугалях… И играющие на волынках полканы вторили своим песнопением тем колыханиям верёвочной качули, тем смеющимся любезным Богам, и ярчайшему, златому сиянию окутывающему и ту повалушу, и, верно, увесь Бел Свет. Прошло больно много времечка, внегды затосковавший от тех видений Боренька тягостно вздыхаючи, наконец-то вуслыхал шёпоток Рама, чё днесь усе пожамкали, а посему можно подыматьси и отправлятьси на покой. Мальчонка тому разрешению сице обрадовалси, шо мгновенно соскочил со стуло и обогнув торопливо подымающихся на ноги Кера да Лама, не обрасчая внимания на недовольный окрик темника, побёг к беросам. Ужо усё переворошенное у памяти, пережитого за последни денёчки, вызвало жёлание непременно обнять их усех, но иль, на худой конец, хотя б дядьку Быляту. Приблизившись к старшине беросов мальчишечка раскрыл ручонки и крепенько того обнял. Былята, ищё даже толком не поднявшись со скамли, обаче ответил не меньчим пожатием отроку, и, прижав ко собе, нежно поправил на главе разлетевшиеся волосья, да чуть слышно, молвил:
