— Княже… надобно соблюдать наши традиции, оные заповедовал нам Индра и трепетно сберегали наши предки многие века. Боренька хотел було плеснуть гневну реченьку у лицо ентого, покрытого рубцами морщин, Кера, но засим припомнил, чё вызнал про ту неправильну жизть полканов, про усяки обидны прозвища, и мелькающий испуг у очах чумазых и скрыпнув зубами, смирил свово недовольство, не побёг из-за стола, одначе усё ж и не сел на стуло. Мальчишенька поверталси ликом к своим путникам, понуро обозревающим столы, и верно пришедшим сюды по велению Быляты, да, шоб поддержать раскрасневшегося, со дрожащим от сёрдитости гласом, Борилку, и звонко изрёк:
— Дядьки Сеслав, Сом, Гордыня и вы, Крас да Орёл милости просим ко ентому столищу, — а вуслыхав недовольный шик урвара, паче зычнее добавил, — ко моему столу. А ежели комуй-то не нравитси як я калякаю, тому можно полавушу…
— Повалушу, — тихонько поправил мальчугана до зела довольный темник.
— Во…во… тот могёть повалушу и покинуть, — докончил свой говорок малец. А опосля обернулси и глянув на Керу упервые за прожитые на Бел Свете двенадцать годков сверкнул глазьми во сторону пожилого да старчего летами человека. Обаче урвара токась лицемерно расплылси у улыбке, он был готов согласитси со жёланиями свово княже лишь бы его не выдворяли с повалуши, а посему молчаливо закивал. Проследя взглядом за беросами, кои обогнув стол, расположились следом за Былятой, но доколь не вопустились на скамли, Борюша нанова сел на стуло. И тадыличи вяще приятный обликом да говорком темник склонилси к нему, и вытолкнув своей могутной рукой воина голову урвара прочь, забалабонил:
— Княже, а теперича, ежели желаешь, вели всем усаживаться и потчиваться.
— Садитесь… садитесь усе да начинайте желвить, — торопливо сказал мальчишечка, обрадовавшись, чё у тот затянувшийся обряд наконец-то завершилси. И стоило княжу то повелеть, аки у тот же морг затворилась створка врат, а во левой стене приоткрылась, до ентого почитай не зримая, небольша дверка и чрез неё у повалушу вошли несколько чалых полканов облачённых у зелёны рубахи без поясов, и с зекрыми тонкими снурками, поддерживающими коротки як и у Хары волосья, на голове. Опустившиеся, на поставленные нарочно для них скамли, беросы смурно оглядывали выставленные явства, точно не решаясь к ним притрагиватьси, а приглашённы полканы— болярины улегшись на пол лошадиными частями тел да оказавшись человечьими как раз супротив стола также не преступали к трапезе, по-видимому, чаво-то ожидаючи.
