— Это же… — Шанелька отвела рукой чье-то голое тело, шагнула еще ближе, — эй, вы. Это мой орел! Вы чего, с моей птицей?
— В очередь, девушка, — строго крикнул за ее спиной фотограф, — не застите кадр! Пригнитесь, вы-вы там, на периле, я говорю, пониже, чтоб голова. Ага. Лицо сделайте!
Серый глиняный человек послушно сделал лицо. И стал похож даже не на неандертальца, а просто на тощую обезьянку. Зарычал, кривляясь. И, теряя равновесие, качнулся, хватая печального орла за лохматое крыло.
— Отпусти, ты! — Шанелька рванулась вперед, схватила птицу за другое крыло, удерживая от падения под ноги.
— Что происходит? — фотограф заорал, подвизгивая, торопился, дышал тяжело, держа обеими руками тяжелый фотоаппарат и пихая его в распахнутый кофр, — а ну, ушла отсюда! Не трожь реквизит!
— Какой он тебе реквизит! Это орел! — закричала в ответ Шанелька, обнимая орла под крыльями и ничего почти не видя, топталась, пятясь, чтоб вынести его из хохочущей толпы голых мужчин.
— Мой орел! — толстяк, наконец, утолкал фотокамеру и резво схватил орла за крыло, перебирая пальцами, нащупал под перьями шею и стал, пыхтя, отдирать Шанелькины пальцы, шипя и брызгаясь слюной, — с… ума… сов-сем… да пусти ты, ненормальная!
— Я ненормальная? — возмутилась Шанелька, топчась и пихая сандалией щиколотку врага, где-то там, под крыльями, — ты украл. С машины! Из машины! Ворье несчастное. Отдай пти… птицу верни, бар-ран!
— Снимок! — заорал кто-то над самым ухом, Шанелька качнулась, обнимая орла, которого уже никто никуда не тянул, — а ну, плиз, снимите с девушкой!
За спиной фотографа она увидела, почти не видя от злости, Крис и Ляночку — они почти бежали, но повинуясь взмаху толстой руки, остановились с непонимающими лицами, чтоб не мешать сделать кадр.
— Улыбочки, — злобно проревел толстяк, нажимая на спуск, — что? Еще надо? Еще улыбочки!
Ее толкали, стискивая, орла придерживали сразу несколько загорелых рук и, скосив глаза вниз, Шанелька немедленно подняла их, чтоб не смотреть снова, а камера щелкала и щелкала, прикрывая растерянное и злое багровое лицо толстяка.
И вдруг, сбоку, из-за угла небольшого отельчика, с балконами, увешанными трусами и полотенцами, вышла пара, при виде которой у Шанельки сам собой раскрылся рот. Она застыла, прижимая к себе орла, так что хвост упирался ей подмышку.
Вдоль разрисованной стены, к ступенькам, ведущим на пляж, величаво выступал Костик Череп, в крошечных плавках на тощих бедрах, сверкающих, будто их обмакнули в жидкую ртуть. И в бандане на маленькой голове, с длинными хвостами, небрежно кинутыми на острое плечо. Следом за Костиком шла невысокая дама, с усталым лицом под яркой косыночкой, утянутая в сплошной купальник, рябящий кругами и треугольниками. На локте ее болталась плетеная корзинка, а Костик тащил в руке неизменную гитару.
