— Значит, говоришь, буянит? — спрашивал Чулюкин.
— Не без этого — невозмутимо отвечал Пузанов.
— Не пойму. Так буянит или нет?
— Стены не ломятся, но к этому готовятся.
— Понятно. Давай-ка ты их мне обоих через пять минут сюда. — Чулюкин вышел на полянку между елочками, где стоял стол, заваленный всякой всячиной. Он увидел Богатого.
— Курсант. Прохлаждаетесь на природе, а дело стоит.
— Товарищ майор — обиженно прижал Богатый к своей груди, подобранные у императорской головы картофелины. — Я только приемник выключил.
Чулюкин его не выслушал, он окликнул Пузанова, которого не было видно за елками.
— Пузанов! Сержант. Ау. Здесь еще?
— Я среднего слоя пласт — откликнулся Пузанов — Стою, пока пинка кто не даст.
— Мешок свой забери, а то растащат насовсем без права переписки.
— Кто? — Пузанов пошел через рощицу, не обращая внимания на дрожащие под его телом зеленые веточки.
— Осторожней, медведь. — заметив это, крикнул Чулюкин совсем по-звонковски. — Не ломай товар.
— Эх, курсант, курсант. — вздыхал Пузанов, отбирая картофелины у растерянного Богатого. — Не доведет это тебя до добра у товарищей кровное..
— Послушай, Пузанов, ты совсем не про то думаешь. — оправдывался Богатый.
— Про то. — ответил Пузанов, обыскал Богатого, на предмет сокрытия улик и посулил серьезно.
— Увижу снова, курсант. При свидетелях говорю. Цвести моей картошке вместо твоей бошки.
— Без кровожадностей, сержант — остановил Пузанова Чулюкин. — Давай забирай картошку, бери Богатого и дуйте за задержанными.
Готовясь к встрече, Чулюкин немного разнес в стороны несколько елок, пробивая просеку от входной двери к своему столу. Аккуратно развесил на плечики свой китель, оставшись в форменной рубашке с клапанами. Протер сухой тряпочкой, всегда находящейся при нем, дымчатые хамелеоны. Приладил их на место. Сел и положил ноги на стол. Покачался на стуле в таком положении, раздумывая. Внезапно, явно под чьим-то влиянием, вскочил и подбежал к гипсовому наследнику славы всех, кто был назван в честь последнего летнего месяца. Чулюкин попытался взлохматить шевелюру Гая Калигулы.
— Ах, ты кучерявенький. — сказал он и подарил на прощанье ласковый подзатыльник тому, кто водил гордые легионы против диких варваров Рейнской полосы. Вернулся за стол Чулюкин вовремя, как раз для того, чтобы с невозмутимым видом встретить, ворвавшегося в оперчасть Фиалку. Вслед за Антоном вбежал Богатый и вошел Пузанов, подталкивая неуклюжего Запеканкина. Фиалка притормозил, требовательно остановил все попытки Богатого, наброситься на него с объятиями и оценил обстановку. Немного непривычно, но Чулюкину и в елках не спрятаться от него.
