Альберт.
Первое, что я испытал, когда узнал, что Ирма вернулась, было облегчение. Я знал, что когда-нибудь это случится. Она вернется. Не такой она человек, чтобы простить. Я бы простил. Не важно из-за чего. Чтобы мной двигало: боязнь смерти или искреннее раскаяние. Я бы простил. Она не способна на это. И тогда, когда я лежал в ванной, и тогда, когда вымаливал прощение у Серафимы, я не отрываясь, думал о том, когда это произойдет. Наша встреча. Прежде чем уйти из дому, я принял единственно верное решение, которое можно было принять в этих обстоятельствах. Я одел брюки с широкими карманами. Я знаю, что в глазах окружающих, выгляжу безвольным приживалой при капитале жены и тестя. Знаю и понимаю тех, кто меня презирает. Могу сказать больше. Это не маска. Я живу так. Отец, не смотря на мое непонимание и отторжение его морали, вбил мне в голову одну простую вещь. За долги надо платить. Я плачу. Всегда. Единственное, что я позволяю себе, это выбрать форму оплаты. Кто-то платит деньгами, я расплачиваюсь собой. Тестю и жене необходим трусливый бездарный подонок. Пожалуйста. Но взамен этого я получаю более-менее приличную жизнь. Возможность выбирать между Парижем и Коробчицами. Моя философия проста: сначала покушать, а потом искать о чем подумать, а не наоборот. Я смеюсь над теми, кто смеется надо мной. Видя меня, они воображают себя такими важными и сильными, но на самом деле, они хуже меня. Я-то все про себя понимаю, а они нет. Не понимают, что такие же как я. Что за все платят. Вот такой я интересный зверек. Да… Весь день я был на иголках. Вполне естественно, что я боялся. Расплата могла поджидать меня где угодно и когда угодно. Ирма могла меня подстрелить из соседнего окна, когда я пил чай. Могла сбить меня машиной на трассе. Могла подойти незаметно со спины и впечатать пулю в затылок. Я бы так ничего и не понял. Именно этого ей и не нужно было. Я понимал это умом, но, но, если бы нами правил разум, а не филейные части. Они — то всегда боятся. В школе я немного отвлекся от своих размышлений. Действие заслуживало того, чтобы смотреть за ним, не отрываясь. Мне тоже доверили кое-что, исходя из общего представления обо мне. Сообщение Ирмы пришло в самый неподходящий момент. Тесть и этот Ягуар Петрович, конечно, высказали мне все, что они думают. Удивительно другое. Чего еще они могли ожидать от меня? Такого. С Ирмой я тоже разговаривал так как ей было удобно. Едва зайдя в ресторан, я понял, что здесь она со мной ничего не сделает. Вокруг люди. Поэтому немного успокоившись, следовал выбранной тактики. Боялся и вымаливал прощение, внутренне наблюдая за ней и посмеиваясь. Поэтому, когда она сказала мне о моих ногах, судорожно сжатых, я невольно вышел из образа и когда, близко наклонившись ко мне, она говорила о том, как легко могла сломать мне шею, я совсем не боялся. Она этого не заметила. Увлеченная собой, она совершенно пропустила то мгновение, когда перед ней сидел другой Альберт. Может быть тогда она вела бы себя иначе. С ногами все просто. Я захватил с собой пневматический пистолет для ближнего боя. Он очень неудобно лежал в правом кармане брюк, поэтому приходилось время от времени, совершать телодвижения, пытаясь изменить положение пистолета, без помощи рук. Но тем не менее Ирма удивила меня. У меня есть сын. Она все правильно рассчитала. После этого я был готов согласиться на все, что она не потребует. У меня есть сын. Сын. Я баюкаю это слово, глажу и ругаю за проступки. Пока только слово. Пока. Ему всего десять лет, но да чего смышленый. Судя по костюму и правильной речи, Ирма пытается выстроить из него высококультурного яппи. Престижная гимназия и повадки человека, с малых лет уверенного в своей значимости. Как больно ему будет падать. Придется упасть, без этого никак. Мне кажется таким однобоким воспитанием Ирма может навредить мальчику. Мне кажется ему не хватает «уличности» что ли? Нет, конечно, я против того, чтобы он рос во дворе. И слава богу, что Ирме удалось оградить его от этого. Но все же, знать обратную сторону, никогда не помешает. Мне кажется, что я более точно знаю как его воспитывать. Я не видел его первых лет, не чувствовал его пробуждения, но теперь я знаю, что он у меня есть. Сначала я был раздавлен этой новостью. Не совсем понимал. Когда он подбежал к нам и повесился на шею Ирме, я воспринимал его как что-то отдельное от себя, как Ирму. Все закончилось с его первыми словами обращенными ко мне, лично ко мне.
