Вот так, изо дня в день, между ними устанавливались отношения, казалось бы, ни к чему не обязывающие ни его, ни её, но однажды родилась в голове Савелия шальная мысль примерять их, эти отношения, к той, которая каждое утро выбегала на крыльцо. Природный такт, подсказывал ему, что надо бы соскочить, подать черкешенке руку, помочь подняться в фаэтон. Но только от одной этой мысли он холодел. Как это сделать? И спасало в его положении разве только то, что место конюха на козлах, а потому руки, в момент посадки гимназистки в фаэтон, должны держать вожжи. Зато рукам своим, да и не только им, он дал волю в наполненной фонарным скрипом ночи, когда в предшествующий ей серый, ничем неприметный зимний день, Наталья, как-то заговорчески выдохнула в его сторону, пронзая нагловатым взглядом своих, слегка прищуренных, глаз:
- Ты сёдня на ночь дверь в комнату не зачиняй, я подтапливать перед сном приду. Холодать ночами стало, хозяин наказал.
А случилось это после полудня, когда он вбежал в комнату, расстёгивая на ходу пуговицы на новеньком дублённом полушубке: с утра подмораживало, даже срывался снежок, но после обеда выглянуло солнце, потеплело, с крыш потекло - обычная кавказская зима и он, изрядно вспотевший, решил обновить ''казачок'', тёплое суконное полупальто, отороченное серым каракулем понизу подола, рукавам и невысокому, обхватывающего шею вороту. В это время Наталья убиралась. Увидев его ещё в окне, она, тем не менее, вскинула на него наигранно удивлённые глаза, скрестив руки на груди, с зажатой тряпкой, которой вытирала пыль. И столько в них было плутовства, в этих серых глазах, и светились они такой хитринкой и чистый грудной голос, которым она просила не закрывать двери на ночь, всё это было настолько неожиданным, неестественным, наигранным, двусмысленным, что он всё понял и неровно задышал, но ответил растерянным голосом с расстановкой : '' Та я их николы не зачиняю! Кого мне бояться?''. И до самого вечера находился под впечатлением её слов, поначалу ожёгших нутро горячим пламенем, а потом спирающих дыхание в горле от осознания предстоящего.
После ужина, он, по обыкновению, пошёл в дворницкую поиграть в карты, зная, что там будет и Наталья. Она, и, вправду, сидела в уголке, поближе к керосиновой лампе, занятая вязанием на спицах. При его появлении она нисколько не изменилась в лице, даже не подала виду, а он, хоть и сидел так, что постоянно держал вязальщицу в поле зрения, старался как можно меньше поглядывать в её сторону. Внутреннее волнение не позволяло ему сегодня сосредоточиться, он часто ошибался, иной раз даже сбрасывал не ту карту, отчего напарник его Порфирий Егорович бурчал что-то недовольное под нос, а вечно проигрывающий Герасим, частенько похохатывал, подмигивал ''Божеупаси'' со словами: ''Это вам не с мухами возиться!''. И даже Наталья, постоянно придерживающаяся нейтралитета, сегодня не приметнула уколоть, подливая масло в огонь: ''Не расстраивайся, Савва, не везёт в карты, повезёт в любви!'' и впервые за весь вечер посмотрела на Савелия светлым, лучистым взором, от которого тот оторопел, словно был пойман на месте какого-то страшного преступления и от того, вконец, стушевался, поднялся и, сославшись на усталость, ушел.
