Правда, когда в столовую входила Наталья, вначале, чтобы разлить по тарелкам суп, потом забрать освободившуюся посуду, от внимания Евгения не укрылось, каким заинтересованным взглядом рассматривал её Вячеслав и, как вспыхнула сама кухарка, удостоенная вниманием гостя, но стараясь не подавать вида, быстро исчезла, чтобы тут же возвратиться с подносом на руках, и парящимися тарелочками второго блюда. Уже вечером, после обеденного отдыха, когда жара спала, Вячеслав выразил желание осмотреть молодой помещичий сад и Евгений с удовольствием взял на себя обязанности сопроводителя. Не сказать, что отношения между молодыми людьми уже приняли доверительный характер, тем не менее, Вячеслав, безо всяких церемоний, неожиданно спросил:
- А что эта молодка, которая прислуживала нам за столом, замужем?
- Приглянулась, никак? - спросил в свою очередь Евгений.
- Хороша, чертовка! - признался молодой барин.
- Даже не знаю, что Вам и сказать, - понимающе глядя на Евгения, сказал управляющий и коротко рассказал историю Савелия и Натальи, всё, что знал, а знал он немногое.
Вячеслав слушал рассказ управляющего с большим интересом, глаза его при этом то были безразлично холодны, то неожиданно озарялись каким-то внутренним озабоченным светом.
- Так можно ли, чёрт возьми, считать её свободной женщиной?
Несколько обескураженный таким вопросом, Евгений Викторович только неопределённо склонил голову на бок, он и сам никогда особо не вдавался в подробности отношений егеря с кухаркой, однако в последующем, по мере возможности стал присматриваться к молодому барину и кухарке. Ничего настораживающего в их поведении первое время он не находил, но как вести себя дальше по отношению к Савелию, думалось ему, если у молодого барина с его женщиной будет наблюдаться связь, даже не представлял, успокаивая себя тем, что всё обойдётся.
Просыпался Вячеслав по обыкновению с зарёй, самостоятельно запрягал лошадь, того самого норовистого жеребца Сокола, любимчика старого барина и до самого завтрака предавался верховым прогулкам. А Евгений уже стал забывать о своих опасениях, как вдруг однажды, проходя мимо кабинета Павла Степановича стал невольным свидетелем разговора на повышенных тонах отца с сыном. Будучи человеком воспитанным, он не стал прислушиваться к нему, но из тех коротких фраз, которые донеслись до него, сделал вывод, что произошло что-то из рук вон выходящее, напомнившее о его опасениях. Отец, видимо, ходивший по кабинету, бросил гневное:
