И до того философия постоянно «ужималась», отдавая огромные пространства, когда-то ей принадлежавшие, конкретным наукам (потому, например, давно уже нет натурфилософии). Со временем (если капитализм не уничтожит цивилизацию раньше) философия сократится до «надстройки» над конкретными науками, «надстройки», занятой общетеоретическими и методологическими вопросами, а затем эти две области, вероятно, превратятся в самостоятельные науки. То есть будущего у этой профессии (философа) нет. Но постмодернизм повел философию к тому же результату извращенным способом: поссорил философию с конкретными науками. Без конкретных наук цивилизация не выживет. Без такой, как сейчас, «философии» — запросто. То есть мейнстримовская «философия» сама себе подписала смертный приговор, допустив возникновение постмодернизма. Мейнстримовская «философия» сейчас — это схоластика, общественно бесполезные разговоры ни о чем.
Даже за пределами мейнстрима общественно ценной сейчас является лишь социальная философия (и политическая философия как ее часть), социально ориентированная философская антропология и методология науки. Всё остальное — мусор.
3. Несколько лет назад я с удовольствием прочел Вашу захватывающую полемику с Ю.И. Семеновым. У меня, правда, сложилось впечатление, что вы оба отказываете оппоненту в элементарной компетентности. Иногда кажется, что это общая черта философских дискуссий. Как Вы сейчас видите результаты этой полемики? Не изменилось ли Ваше мнение?
Это нельзя назвать полемикой. Покойный журнал «Пушкин» попросил меня написать рецензию на книгу Семенова, поставив при этом жесткие условия: рецензию надо было сделать за 8 дней и уложиться в 22 тысячи знаков. Я эти условия выполнил, хотя книга была толстая и политематическая. Естественно, рецензия вышла беглая, скомканная, я ей был не удовлетворен. Тем более, что до того я был знаком лишь с несколькими статьями Семенова и не был готов к такому объему поверхностного дилетантизма, эклектизма и просто глупости, который на меня обрушился. Я десять лет участвовал в работе журнала «Скепсис», созданного учениками Семенова — и был заочно куда более высокого мнения об их учителе. И вдруг оказалось, что Семенов — обычный советский «марксистско-ленинский философ» (он, собственно, этот предмет преподавал студентам-технарям), совершено не оригинальный, не понимающий, как все «марксистско-ленинские философы», марксизм (в том числе политэкономию, что я вывел, в частности, из его слов об аренде). На 90 с лишним процентов написанное Семеновым оказалось обычными «марксистско-ленинскими» банальностями, какие присутствовали в учебниках и словарях советского времени, а остальное — глупостью, не выдерживающей никакой критики. Студенты из «Скепсиса» этого не понимали, потому что в советский период не учились. Семенов ответил на рецензию огромным раздраженным текстом, в котором провозгласил себя «наукой», а меня — «дилетантизмом». На 95 процентов этот текст был создан методом автокопипейста, то есть практически ничего нового не содержал. Я, конечно, как только нашлось время, сел писать ответ, но я понимал, что этот ответ должен быть
