Живые и мёртвое | страница 14



Мало доказать, что, условно говоря, была жизнь до капитализма. Нужно показать, что капитализм не заинтересован в сохранении ее многообразия, что многим вовсе не гарантирована жизнь при капитализме: если того потребуют интересы капитала, целые культуры будут примитивизированы или стерты. Опасность заключается и в другом. Франц Фанон доказывал на примере Африки, что агрессивная буржуазная культура наносит сильнейший ущерб морали и психике местного населения — прежде всего детей — потому что вторгается в общество с насильственно разрушенными традициями и социальными связями, где людям не на что опереться для противостояния ей. Зная это, интеллигенты поддерживали революционеров и стремились создать жизнь после капитализма. Общество нужно было отвоевать у капитализма.

В свою очередь, революционеры занимались культурным строительством, осознавая, что без просвещения невозможно вырастить новых, талантливых людей, людей будущего.

Трофименков так формулирует свою цель: «Именно тем, что в ней идет речь о выборе, книга небесполезна для России, где интеллигенция предпочитает любого выбора избегать. … Россия замкнулась на себе, не видит себя в космосе — разве что в хаосе — мировой истории и политики: я хотел бы вернуть ощущение этого космоса» (С. 8). Стоит уточнить: те, о ком здесь говорит Трофименков — это не интеллигенты, а интеллектуалы. Интеллектуалы — это образованные специалисты, использующие свои умственные способности для заколачивания деньги или приобретения статуса. То есть они — и наши левенькие среди них — плоть от плоти капитализма, они воспроизводят его механизм. Интеллигенты же — это те, кто свои знания используют в целях подрыва капитализма.

До Трофименкова к теме политического кино в современной России никто не обращался. Казалось бы, эта большая и замечательная книга должна была привлечь внимание отечественных левых. Но очевидность и левые у нас мало дружат. Насколько я могу судить, ни один левый сайт или блоггер не упомянул о книге Трофименкова. Как-то не верится, что никому из тысяч людей, именующих себя левыми, не случилось ее прочитать. Думаю, кто-нибудь да прочитал, но не посчитал ее интересной, не счел нужным порекомендовать ее другим.

Если же этой книги не касались руки левых, то, спрашивается, где эти руки? Если же на эту книгу не падал взгляд левых, то, спрашивается, есть ли у них глаза? Если же прочитавшие ее левые не пережили воодушевления или не захотели рассказать об этом другим, то, спрашивается, есть ли у них разум?