Книгу украшает множество фотографий из семейного архива Людмилы Штерн, включая самые ранние, конца 1950-х — начала 1960-х. Когда смотришь на эти молодые одухотворенные лица, трудно представить, что жизнь так безжалостно разбросает, рассорит этих людей, разорвет их душевную связь. Невольно вспоминаются строчки Цветаевой: "Расстояния: версты, мили... / Нас рас-ставили, рас-садили... / Не рассОрили — рассорИли..." Фотографии — отличного качества, и за это — спасибо издателю. А вот в упрек ему можно поставить то, что воспоминания выпущены без указателя имен. В книгах мемуарного характера указатель просто необходим. Он нужен не только историку литературы, но и простому читателю, который любит возвращаться к заинтересовавшим его персонажам, уточнять, сравнивать. Если планируется второе издание, очень хотелось бы, чтобы указатель был включен в него.
Возможно, кто-то из строгих критиков заявит, что в книге нет Бродского — великого поэта. Действительно, Людмила Штерн описывает Бродского только "в заботах суетного света" ("пока не требует поэта к священной жертве Аполлон..."). И тем не менее великий поэт присутствует в книге самым простым и естественным образом — своими стихами. Они рассыпаны в тексте густо, большими отрывками, а порой — и целиком. И видно, что автору не было нужды рыться в собрании сочинений Бродского в поисках подходящих цитат. Ибо она была одним из тех, кто первым расслышал в строчках начинающего стихотворца "гул сфер" (выражение друга Бродского, американского поэта Дерека Уолкотта). И десятки и сотни его стихов живут в ее памяти с юности.
Подчиняясь безжалостным статьям кодекса скромности, Людмила Штерн не рассказывает о своем участии в кропотливом и небезопасном деле сбережения неподцензурных стихов в советское время. На самом же деле угроза обыска, ареста, увольнения висела над каждым, кто по ночам перепечатывал, перефотографировал, сохранял и рассылал любые тексты, не получившие официального одобрения. А Людмила Штерн продолжала участвовать в подготовке самиздатского собрания сочинений Бродского даже в 1974 году, когда двое участников этого начинания — Владимир Марамзин и Михаил Хейфец — уже сидели за это в тюрьме. Бродский-поэт был частью ее жизни и души в течение многих, многих лет. И это придает ее воспоминаниям о Бродском-человеке особую ценность.
За девять лет, прошедших со дня смерти Иосифа Бродского, гора статей, книг, монографий, мемуаров о нем выросла и продолжает расти неудержимо. Все аспекты его жизни привлекают внимание исследователей, мемуаристов, комментаторов. И вот в конце 1999 года своими впечатлениями о творчестве поэта поделился с читателями другой лауреат Нобелевской премии — Александр Исаевич Солженицын ("Новый мир", №12, 1999). Его статья послужила для меня поводом еще раз попытаться собрать воедино мои мысли о том, что значил мир Бродского для его благодарных читателей. Мой ответ Солженицыну был напечатан в "Новом мире", №5, 2000.
