В конце концов Тургенев «уговорил» Тютчева на издание сборника его произведений. А так как Иван Сергеевич был членом редколлегии «Современника», то с его помощью и было опубликовано в приложении к мартовскому 1854 года выпуску этого журнала девяносто два стихотворения поэта и еще девятнадцать в майском номере «Современника». Кроме этой большой работы Тургенев в апрельском выпуске журнала добавил к приложению и свое дружеское напутствие к стихам: «Несколько слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева». В нем он продолжил вместе с Некрасовым открытие «одного из самых замечательных наших поэтов, как бы завещанного нам приветом и одобрением Пушкина». «Г-н Тютчев может сказать себе, что он… создал речи, которым не суждено умереть; а для истинного художника выше подобного сознания награды нет» – так закончил Иван Сергеевич свое вступление.
«Я встречался с ним раз десять в жизни…»
В феврале 1873 года, узнав, что Тютчев очень тяжело болен, Лев Николаевич Толстой с грустью писал о нем своей тетке Александре Андреевне Толстой: «…вы не поверите, как меня это трогает. Я встречался с ним раз десять в жизни; но я его люблю и считаю одним из тех несчастных людей, которые неизмеримо выше толпы, среди которой живут, и потому всегда одиноки…»
Какая обнаженно-точная характеристика дана величайшим русским писателем замечательнейшему русскому поэту, мысли которого он чаще всего разделял, а поэзию нередко даже ставил превыше любой другой. Многое из того, о чем писал и думал поэт, станет Толстому ближе и дороже именно в зрелом возрасте: Лев Николаевич был моложе Федора Ивановича на четверть века.
Почти двадцать пять лет длилось их чувство приязни и взаимного глубокого уважения, но, к сожалению, так сложилась жизнь, что встречались они всего лишь «раз десять в жизни». И хотя у нас нет доподлинно точных сведений даже об этих десяти встречах, можно с уверенностью сказать, что большинство из них произошло в Москве.
Но вот первая-то встреча точно произошла в Петербурге. «Когда я жил в Петербурге после Севастополя, – вспоминал много лет спустя в беседе с Гольденвейзером Толстой, – Тютчев, тогда знаменитый, сделал мне, молодому писателю, честь и пришел ко мне. И тогда, я помню, меня поразило, как он, всю жизнь вращавшийся в придворных сферах, говоривший и писавший по-французски свободнее, чем по-русски, выражая мне свое одобрение по поводу моих севастопольских рассказов, особенно оценил какое-то выражение солдат; и эта чуткость к русскому языку меня в нем удивила чрезвычайно».
