Но, как кажется, есть у поэта одно стихотворение, которое он писал почти всю творческую жизнь, и думается, не напиши он ничего более, кроме этого стихотворения, то и тогда он бы мог стать на ту высоту, на которой стоит сейчас. Ведь значение поэта никогда не определялось количеством написанного…
Редко кто сейчас не знает этих замечательных строк о любви, которые теперь чаще поются, нежели декламируются:
Я встретил вас – и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…
Можно предположить, что поэт начал писать эти строки еще в цветущей юности, а закончил уже в преклонном возрасте, почти полвека спустя. Но и в начале зарождения этих строк, и тогда, когда стихотворение было окончено, Тютчевым владело одно и то же чувство, которое он бережно нес в себе столько лет и в котором не побоялся признаться на самом краю жизни. И обращено это чувство было к Амалии Максимилиановне Крюднер.
Они познакомились, вернее всего, во второй половине 1823 года, когда, приписанный сверхштатным чиновником к русской дипломатической миссии в Мюнхене, двадцатилетний Федор Тютчев уже освоил свои немногочисленные служебные обязанности и стал чаще появляться в великосветском обществе. Пятью годами моложе его была графиня Амалия Лерхенфельд. Она была побочной дочерью принцессы Турни-Таксис, родной сестры королевы Луизы – матери императрицы Александры Федоровны, жены Николая I. Отец Амалии, дипломат, граф Максимилиан Лерхенфельд, был в тридцатых годах XIX века баварским посланником в Петербурге. Разное положение в обществе юной графини и незнатного русского дипломата с лихвой окупалось их влечением, которое молодые люди почувствовали друг к другу с первых встреч.
Пятнадцатилетняя красавица быстро взяла под свое покровительство превосходно воспитанного, чуть застенчивого молодого человека. Теодор (так, на немецкий манер, звали теперь Федора Ивановича) и Амалия совершали частые прогулки по зеленым, полным древних памятников улицам Мюнхена. Их восхищали и поездки по дышащим стариной предместьям, и дальние прогулки в карете к прекрасному голубому Дунаю, с шумом пробивающему дорогу сквозь восточные склоны Шварцвальда. О тех временах осталось слишком мало сведений, но зато картины прошлого воссоздают многие стихотворные воспоминания Тютчева. И среди них одно из главных: «Я помню время золотое…»
Это как раз то стихотворение, вспоминая которое Николай Алексеевич Некрасов в своей статье «Русские второстепенные поэты» замечал, что от него «не отказался бы и Пушкин». К мюнхенскому периоду первой любви поэта можно отнести еще стихотворение «К. Н.» («Твой милый взор, невинной страсти полный…»), «К Нисе», «Проблеск» и, может быть, еще и другие, о которых можно только догадываться, ибо поэт не любил раскрывать свои сердечные тайны.
