— Я тебя понял, — только и ответил Артур.
Он кинулся через толпу к выходу. Прокладывая себе дорогу локтями, плечами, он рвался на улицу, потому что дышать с ней одним воздухом, находиться в одном помещении вдруг стало невыносимо. Где-то в середине зала он замешкался, завяз в толпе. Песня заканчивалась, Артур повернул голову к сцене и встал. Он уговаривал себя посмотреть на нее последний раз. Последний раз позволить себе желать ее. И не смог отказать себе в этом, хотя сердце ныло тупой болью, а разум советовал убираться поскорее. Последний раз он собирался получить этот кайф, смешанный с мучениями. И, конечно, на него упал луч прожектора. И ее глаза нашли его в толпе. Их взгляды встретились. Разумеется, он не мог слышать или видеть, скорее почувствовал, как она вдруг перестала дышать.
Стейна обернулась к музыкантам и танцовщицам, дала какой-то знак, и через секунду по залу раскатилось:
— Я в лесах наберу слова,
Я огонь напою вином…
Под серпом как волна — трава,
Я разбавлю надежду сном.
Тебя творить -
три года не говорить.
Он слушал ее голос, слова, звучавшие одновременно и признанием в любви и приговором.
— Всю душу я отдала,
А другая тебя нашла,
Другая за руку увела,
Я ее за то прокляла.
Артур опустил голову и был готов уйти, но последний куплет остановил его.
— Будет время, и будет ночь…
Как в голодный, беззвёздный час
Ты беги, разлучница, прочь -
Обернется огнем мой князь.
Вспыхнут порохом дом и лес,
А дорога ему — в мой край.
Как затлеет подол небес,
Всю, как есть, меня забирай!
Стейна протягивала руки к залу, словно приглашала его. Ее глаза и губы улыбались. Она звала его. Она хотела его.
Солистка ушла за кулисы, оставив зрителей с музыкантами, доигрывавшими мелодию, и танцовщицами, кружащимися по сцене.
Хищная улыбка изрезала лицо Артура. Он рвану со всех ног. Но уже не на улицу, не домой, а в сторону гримерок. Именно в служебной части клуба его настиг Эрик.
— Ты чего вытворяешь? С ума сошел? — рявкнул он, прихватив племянника за локоть.
— Она звала меня, Эрик, — затараторил перевозбужденный Артур. — Похер все. Она звала меня. Она хочет меня.
— Пять минут назад ты говорил, что это не повод ломать ей жизнь. Остынь, Артур.
— Насрать. Я не могу. Ты не понимаешь. Эта песня… Она же никогда ее не пела. Она написала ее для меня, обо мне, о нас. Она говорит мне…
— Бля, парень, ты себя слышишь? Ты пошлешь все, чего достиг, из-за песни? Что за бабьи сопли? Хоть бы и для тебя она пела, но куда девать твою жену, Тони и то, что вы из разных кланов? Очнись, Артур. Приди в себя уже. Оставь ее в покое.
