Он знал, что сам был виновен в ее слабости. Он был ее слабостью. И только отстранившись, она снова смогла стать собой. Старшей и Предводителем Волков. Гениальной певицей. Потрясающей женщиной.
Артур слушал ее песни, стоя в тени, подальше от софитов, стараясь не попадаться ей на глаза. Он сам не понимал, почему прячется. Страх им движет или здравый смысл? Или любовь? Та любовь, которая побуждает отойти в сторону и позволить любимой быть счастливой. Потому что вместе они только разрушают друг друга.
Эрик принес ему пива и встал рядом.
— Ты не пойдешь к ней? — спросил дядя, отхлебнув из своего стакана.
— Она такая красивая, — пробормотал Артур, не желая слышать вопрос. — Я забыл, какая она… У нее есть кто-то?
Старший Савицкий неоднозначно покачал головой. Артур усмехнулся.
— Дай угадаю — юный смазливый московский волчонок.
— Типа того. По мне, он слабак, но Стей умеет даже из говна сотворить конфету, — проговорил Эрик, чуть морщась.
— Она выглядит счастливой.
— Она всегда такая, когда поет. Ты давно не был дома, парень.
— Давно, — подтвердил Артур.
Они молча слушали песни, пили пиво. К ним подошла Нори и обняла Эрика, но скоро снова ушла на диванчик, оставив мужчин одних.
— Наверное, зря я пришел, — проговорил Артур.
— Что? Но ты же хотел с ней поговорить, вернуть… — растерялся Эрик.
— Хотел, да, — кивнул младший Савицкий, — я все время что-то хочу от нее. Поговорить, потрахаться, убедить, что я не хотел убивать Бена, потом опять потрахаться и, чтобы она не убивала Анну. А счастливая она только с сопляками своими. И поет так звонко, и светится. Какого хера, Эрик? Я же снова все испорчу.
Дядя только приподнял брови, не спеша спорить. А Артур нахмурился.
— Что? Ты ничего не скажешь мне? Не поддержишь? Не возразишь? Какого дьявола ты ничего мне не посоветуешь, Эрик? Я в кое-то веки не знаю, что делать, а ты молчишь. Ты! Самый долбано мудрый мудак в моем клане, в моей работе, в моей семье. Ты только слушаешь и разводишь руками. Скажи уже!
Музыка гремела, поглощая крик Артура, но Эрик стоял близко и прекрасно слышал его слова. И в этот раз он не мог промолчать.
— Я пристрастен, Артур. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к Наташе. И я не лез в ваши отношения. Я люблю тебя, парень, но и ее я люблю. Если бы я тебе озвучил то, что ты только что сказал сам, то… — он вздохнул, потер переносицу. — Ты не такой человек, Артур. Ты всю жизнь будешь ломать ее. Но она — скала, она выстоит, хоть и искрошится. А ты огонь и никогда не затухнешь. Вам не победить друг друга. Это не любовь, а сплошная боль. И мне невыносимо на это смотреть, но и повлиять я на вас не могу. Не хочу.
