Наташа встала, натянула на себя порванное платье, мысленно проклиная все еще дрожащие руки. Пригладив волосы, Старшая мотнула головой и расправила плечи.
— Иди к жене, Кеннет, — проговорила она своим обычным, властным, спокойным голосом.
Кен встал, но не спешил следовать ее совету, приказу.
— Наташ.
Он протянул руку, но Стейна отшатнулась.
— Нет, Кини. Хватит. Все это слишком даже для меня.
— Ты просто боишься, — попытался уколоть ее Кен.
— Не просто боюсь. Я до одури боюсь, Артур.
Стейна развернулась и ушла в сторону лагеря русичей, а Кен еще долго стоял, надеясь, что она вернется. Он знал, что этого не будет, но все равно не мог перестать желать ее возвращения, желать Наталью, любить ее.
Обвиты мелким почерком листы,
И всё же не доказана вина.
— Твой отец — редкостный придурок, — не постеснялась Нори.
— Я знаю, — кивнул Артур, тоже не стесняясь. — Знаешь, он в тот день сто раз брал свои слова назад, то уговаривая, то угрожая. Даже когда мы провожали его на самолет, пытался запретить мне остаться. Я тогда первый раз услышал, как Эрик орет. То еще зрелище.
— М-да, Эрик в гневе — это нечто, — согласилась девушка, невольно улыбаясь, вспоминая.
Артур не мог отвести глаз от Нори. Ее лицо озарилось лишь при упоминании имени мужа, и Савицкий почти позавидовал дяде.
— Ты ведь все расскажешь ему, да? — спросил Артур, уже зная ответ.
— Расскажу.
— Оно того стоит?
— Однажды я уже скрыла от него правду, которая касалась моих чувств к тебе, и… — Нори вздохнула. — И мы расстались. Больше я не совершу этой ошибки.
— Не боишься, что правда будет ошибкой?
— Боюсь. Но лучше так, чем снова лукавить. Я не умею притворяться с ним. Поймет, почувствует и будет только хуже.
Артур обреченно выдохнул.
— Он убьет меня, Нор. Живьём закопает. И будет прав.
— Эрик поймет, Кини. Я объясню.
Артур сузил глаза и снова внимательно взглянул на Нори. Она кусала губу, явно что-то придумывая на ходу. И Савицкий прекрасно понимал, что она возьмет вину за его вспышку похоти и гнева на себя.
— Объяснит она, — буркнул он себе под нос.
Густая тишина наполнила кабинет. Напоминание об Эрике и перспектива скорого расхлебывания заваренной каши напрягло обоих.
— У меня в голове не укладывается, как ты так жил? — наконец подала голос Нори. — Как они могли отпустить тебя в частную школу?
— Как-то само собой, Нор, — пожал плечами Артур. — У нас в семье так принято. Сначала няньки, потом дошкольная группа повышенной элитности и соответствующие школы.
