За перекусом и легкой болтовней пролетел час. Света и Миша засобирались в дорогу. Распрощавшись и пожелав молодежи хороших выходных, они вызвали такси и уехали.
Гриша сам не понял, как они с Олей оказались в комнате на кровати. Она так и не переоделась, была в пижаме с мишками, которая буквально убивала его. Он ничего не смог с собой поделать, целовал и обнимал, не желая вспоминать о воздержании и принципах, которыми так дорожил. Ее губы сводили с ума, и кожа была такой гладкой и мягкой на ощупь. Едва сдерживаясь, чтобы не касаться груди, чтобы не потрогать ее между ног, Гриша целовал и целовал свою Валькирию, понимая, что пропадает, что слабеет, что полностью растворяется в ней и взаимном желании.
Но когда она потянула вверх его майку и охрипшим от возбуждения голосом попросила: «Сними», — он нажал на тормоз.
— Нет, Хель, — сказал, как отрезал. Жестко.
— Почему? — недоумевающий взгляд.
— Просто — не надо.
— Почему? — упрямая, как всегда.
— Я не могу.
— Но ты хочешь, — сидя на нем верхом, она поёрзала, чтобы убедиться.
Ну и конечно, у него стоял, это было очевидно.
— Конечно, хочу, красавица, но…
Гриша прикрыл глаза, беспомощно откинувшись на подушки.
— Что но?
— Я принял посвящение, Оль.
— Какое посвящение?
— В Московские волки.
— И что?
— Мне нельзя. Ни с кем. Неделю.
— Что за бред?
— Не бред — правило.
— Бредовое правило.
Гриша не нашел, что сказать. Он аккуратно ссадил с себя девушку и пошел на кухню курить, уговаривая эрекцию угомониться. Не очень успешно. Дыша дымом и питерской прохладой, он понял, что не сможет долго сопротивляться Ольге, если не вытащит ее из дома. Валькирия была ходячим соблазном, а ведь они провели меньше часа наедине. И к вечеру, если Оля не прекратит (а она не сможет прекратить) быть такой желанной и соблазнительной, он пошлет к чертям все бредовые правила.
Вернувшись с кухни, Гриша нашел Олю у окна. Тихая, с опущенными плечами она стояла и смотрела на соседние высотки. Он подошёл, обнял, уткнувшись носом ей в шею, и прошептал:
— Прости, зай. Давай не будем портить эти дни.
— Хорошо, — согласилась она покорно, отстраненно, спокойно, почти равнодушно, если бы не дрожь в голосе.
— Давай смоемся из дома, поедим пиццу.
— Хорошо, — тем же тоном.
— У меня сюрприз для тебя, но вечером, — Гриша решил оттянуть возвращение домой до ночи любой ценой.
— Какой сюрприз? — чуть больше интереса в голосе.
— Увидишь. Оденься понарядней.
Оля обернулась, недоверчиво взглянула на него, сдвинув брови.
