— Да, это ужасно, — подтверждаю пустым голосом.
— О таком читаешь в газетах, слышишь в новостях, но чтобы вот так, лично… — Он снова говорит про себя, про свой шок. Про своё личное столкновение с кошмаром в моём лице. Словно очнувшись, добавляет: — Я не представляю, как ты перенесла такое…
Не перенесла и никогда не перенесу, но выразить это в словах невозможно.
— Я пытался угадать, что у тебя за проблемы. Думал, что-то простое… типа муж изменял или бил…
— Домашнее насилие «простой» проблемой не назовёшь, — отзываюсь глухо.
— Нет, конечно, но я имел в виду… проще, чем… это.
«Это». Я бы многое отдала, чтобы больше никогда не думать и не вспоминать об «этом».
— Гера, ты должна понять… я… в шоке. Любой другой на моём месте отреагирует так же. Это же… ну… — Таль передёрнул плечами, — бля… ужасно.
Таль действительно хотел помочь, но, столкнувшись с правдой, потерял ориентацию. Настолько, что до боли сжимает моё плечо и смотрит беспомощным, почти детским взглядом. Он надеется, что я помогу ему справиться с его собственной реакцией на моё прошлое.
Мужчина, в котором я ищу спасение, ждёт помощи от меня.
И тогда я просыпаюсь от гипноза, в который позволила себе впасть, просыпаюсь от веры в лучшее. Однажды, в самом начале, я уже верила в хорошее. Ведь невиновные не страдают, не так ли? Так и верила, дура, пока меня не распяли, и пока я не распяла себя сама.
Ничего хорошего мне не причитается, поэтому…
Я мысленно прощаюсь с лежащим на мне мужчиной.
«Нас» уже нет, да и не было вовсе. Был только порыв, азарт со стороны Таля. А теперь он пожалеет о каждом прикосновении ко мне. К женщине, которой касался ОН. Мой муж.
В остекленевших глазах Таля, в потерянном подёргивании губ я вижу правду. Ту самую, о которой позволила себе забыть. А ведь я знала чуть ли не с первого взгляда, что Таль не выдержит моих секретов. Не выдюжит. Справиться с такой правдой можно только не думая и не чувствуя, но кто так живёт?
К сожалению, не я.
Считаю мгновения, как предсмертные удары сердца.
Дыхание Таля учащается, становится глубже, но, увы, это не возбуждение. Это осознание, мысли, образы, взрывающие его нутро. И вопросы. Жуткие, душедробительные вопросы, рвущиеся из него сквозь стиснутые зубы.
Спала ли я с мужем. Как, где, как часто…
Где он находил жертв.
Что делал с ними.
И многое, многое другое.
А в центре всего, как психоделическая вишенка на кошмарном торте, главный вопрос из всех…
Знала ли я.
Десятки людей, знакомых и нет, твердили одно и то же: что я не могла не знать или должна была хотя бы догадываться. Люди прячутся за уверенностью, что у такого греха, несомненно, есть признаки. Улики. Что-то очевидное, что я либо пропустила, либо не хотела замечать.
