В окопах Сталинграда [1947, Воениздат. С иллюстрациями] | страница 73
— Да.
Он проводит рукой по лицу, по глазам, некоторое время, не мигая, смотрит на коптящий фитиль. Чувствуется, что он, так же как и мы, смертельно устал.
Я докладываю обстановку. Он слушает внимательно, не перебивая, ковыряя ногтем доску стола.
— Петрова, говорите, значит, убило?
— Да. Снайпер, должно быть. Прямо в лоб.
— Так-с… — Нижними зубами он покусывает верхнюю губу.
— Потери вообще довольно значительные. Убитых двадцать пять. Раненых около полусотни. Один пулемет вышел из строя. Осколком ствол перебило.
— А соседи кто?
— Слева второй батальон нашего же полка. Справа же…
Я задумываюсь. Фарбер мне говорил, но у меня выпало из памяти.
— Справа сорок пятый, товарищ капитан, — вставляет Чумак. Он стоит тут же, рядом, засунув руки в карманы. — От них представитель приходил. Мы с ним стык уточняли.
— Сорок пятый… — задумчиво говорит Абросимов и встает, застегивает телогрейку.
— Ну что ж, Керженцев… Пройдемся по обороне, а потом… потом придется тебе батальон принимать.
Он пристально, точно оценивая, смотрит на меня. Застегивает пуговицы. Они большие и никак не пролезают в петли.
— Клишенцева — комбата — убило. Бомбой. Прямое попадание. Придется временно покомандовать батальоном. Ничего не поделаешь…
И, повернувшись в сторону Чумака:
— Химику ногу оторвало. На ту сторону повезли. Ну, пошли, инженер. Комбат, точнее…
Только когда мы выходим, замечаю, что в углу копошатся связисты — двое, с золотенькими, вырезанными из консервной банки, звездочками на пилотках.
Подымаемся наверх. У входа часовой. Я его уже знаю. Его фамилия Калабин. У него большое родимое пятно на щеке, и он хороший стрелок. На моих глазах четырех убил. Он из-под Костромы, и дома у него жена ожидает ребенка.
На дворе прохладно. Я вдыхаю полной грудью свежий, ночной воздух. Небо чистое и звездное. Большая Медведица над Мамаевым курганом. Где-то над головой однообразно, как мотоцикл, тарахтит «кукурузник». Точно на месте топчется. Присмотревшись, различаю силуэт. Он летит к Мамаеву кургану. Справа, вероятно над «Красным Октябрем», висят ракеты — около десятка. Они осыпаются золотым дождем искр. Стрельбы никакой. Тишина.
Идем по траншее. Закутанные в шинели фигуры. Винтовки на брустверах. «Кукурузник» бомбит уже где-то за Мамаевым курганом, — видны вспышки. Щупают небо немецкие прожекторы. Подбитые танки, — три штуки все-таки подожгли за день, — все еще горят, и противный едкий дым стелется над нашими окопами. Ветер в нашу сторону.