В окопах Сталинграда [1947, Воениздат. С иллюстрациями] | страница 71

Сидорко все еще нет. И двух других, посланных позже, тоже нет. Возможно, попали под бомбежку. В воздухе ни на минуту не прекращается гуденье моторов. С вышки хорошо видно, как стелется белое облако над берегом.

После обеда откуда-то начинает стрелять наша артиллерия. Бьет по насыпи. Немцы не унимаются. Но танки не проходят. Тот, с крестом, так и застрял на железе — подбит. Одолевают минометы. У нас много убитых и раненых. «Легких» отправляем на берег. «Тяжелых» переносим в подвал будки, просторный, с железобетонным перекрытием.

Часам к девяти немцы выдыхаются. В десять все успокаивается. Изредка только пофыркивают пулеметы.

В подвале невыносимо накурено. Дым стоит пластами. Коптит фитиль в тарелочке. Раненые, — ими забит весь подвал, — просят воды. Воды нет. Приходится носить с Волги, а по дороге все распивают.

Валега дает кусок хлеба и сала. Ем без всякого аппетита.

Чумак приходит в разодранной тельняшке, растрепанный. Садится на стол. На меня не смотрит. Стягивает через голову тельняшку. На груди его, мускулистой и загорелой, синий орел с женщиной в когтях. Под левым соском сердце, проткнутое кинжалом, на плече — череп и кости. Ниже локтя — маленькая сквозная дырочка, почти без крови. Кость, повидимому, цела, кисть работает. Маруся — санинструктор, страшно румяная, толстощекая, с двумя завязанными сзади желтенькими косичками, — перевязывает рану.

Разведчики сегодня подбили два танка. Один — Чумак, другой — тот самый угреватый разведчик, из-за которого у нас произошла стычка.

Я спрашиваю его, почему он ни о чем не докладывает.

— А о чем докладывать?

— О сегодняшнем дне. О потерях. Существует в армии такой порядок — докладывать после боя.

Чумак медленно поворачивается. Я не вижу его лица. Блестит потная, с глубокой ложбиной вдоль позвоночника спина.

— День — сами видели — солнечный, а потери — ну, какие же потери? Бескозырку потерял — вот и все. Будут еще вопросы?

— Будут. Только не здесь. Выйдем на минутку.

— А там пули. Убить может.

Я проглатываю пилюлю и направляюсь к выходу, он — тоже.

Опершись плечом о косяк двери, жует папиросу.

— Знаете что, товарищ лейтенант? Давайте по-мирному. Не трогайте разведчиков. Ей-богу, лучше будет.

— Лучше или хуже — другой вопрос. Сколько у вас людей?

— Двадцать четыре. Сколько было, столько и осталось. А разведчиков, советую…

— Танк кто подбил?

— А кто бы ни подбил — не все ли равно?

— Вы подбили?

— Ну, я… Не вы же…

— Расскажите, как вы его подбили.