В окопах Сталинграда [1947, Воениздат. С иллюстрациями] | страница 24

— Своих искать…

— Кого своих — Ширяева, Максимова?

— Ширяева, Максимова, полк, дивизию, армию…

Игорь не отвечает, насвистывает. Он здорово осунулся за эти дни — нос лупится, усики, когда-то кокетливые, в линеечку, обвисли. Что общего сейчас с тем изящным молодым человеком на карточке, которую он мне как-то показывал? Шелковая рубашка, полосатый галстук с громадным узлом, брюки-чарли. Дипломант художественного института. Сидит на краю стола, в небрежной позе, с папиросой в зубах, с палитрой в руках. А сзади — большое полотно с какими-то динамичными, куда-то устремленными фигурами.

На другой карточке — славная, с чуть-чуть раскосыми глазами девушка в белом свитере. На обороте трогательная надпись. Неокрепший, полудетский почерк.

Всего этого нет… И полка нет, и взвода, и Ширяева, и Максимова. Есть только натертая пятка, насквозь пропотевшая гимнастерка в белых разводах, «ТТ» на боку, и немцы в самой глубине России, прущие лавиной на Дон, и вереницы машин, и тяжелые, как жернова ворочающиеся, мысли.

У колодца огромная толпа, какие-то крики. Люди безумеют от жажды. В воздух взлетает ведро. Со всех сторон бегут на крик. Толпа растет, перекатывается к дороге.

…А художник из Игоря получился бы неплохой. Рука у него твердая, линия смелая, рисует хорошо. Он нарисовал как-то меня и Максимова — на листочках блокнота. Они хранятся у меня в сумке.

Знакомство наше началось с ругани. В Серафимовиче, еще на формировке, я снял его людей с газоубежища и заставил рыть окопы. Он прилетел расстегнутый, в ушанке набекрень, полный справедливого гнева. Его только что прислали начхимом в полк, в котором я уже две недели был инженером. На правах старика я отчитал его. Дней десять после этого мы не разговаривали.

Потом уже, чуть ли не под Харьковом, я совершенно случайно увидел у него в планшетке альбом с зарисовками. С этого и началась дружба.

Мимо проезжает длинная колонна машин с маленькими, подпрыгивающими на ухабах противотанковыми пушчонками. У машин необычайно добротный вид, на дверцах толстые, аккуратные цифры: Д-3-54-27, Д-3-54-26. Это не наши. У нас — Д-1. Свешиваются ноги из кузовов, выглядывают загорелые, обросшие лица.

— Какой армии, ребята?

— А вам какую нужно?

— Тридцать восьмую.

— Не туда попали. В справочном спросите… — Хохочут.

А машины идут — одна за другой, одна за другой, желтые, зеленые, бурые, пестрые. Конца и края им нет.

— Ну что, пошли?

Игорь встает, каблуком вдавливает в землю окурок.