Даже сейчас, как вспомню, в животе скручивается тошнотный комок. Вот вам и полный список моих школьных грехов — тройка по математике в восьмом классе. В остальном я была хорошей девочкой.
Говорят, противоположности притягиваются, но такие парни, как Данила, не вызывали во мне ничего, кроме раздражения. Он был хулиганистым шалопаем, не по возрасту наглым, и я воспринимала его, как шум. Надоедливый, но, к счастью, отдалённый.
Мы и разговаривали-то всего раз. Или два, не помню точно.
Вру. Помню.
* * *
Десятый класс, осень
Я разминала глину в школьной мастерской, когда со мной впервые заговорил Данила Резник, неожиданно и немного сердито. Он проучился в моём классе четыре месяца, но до этого дня мы почти не общались и, даже сталкиваясь в коридоре, не тратили время на приветствия.
— Я купил Гибсон, деньги сам заработал, два года копил.
Оглядевшись, я не обнаружила рядом адресатов этой странной фразы. Кроме меня.
— Молодец, — протянула неуверенно.
Знать бы, что за зверь этот Гибсон, и при чём тут я.
Почесав нос предплечьем, я отложила глину. В художественной мастерской пыльно из-за используемых материалов и множества старых работ.
Опустила измазанные руки на стол и чуть улыбнулась парню, дожидаясь объяснений.
— Нос чешется? — Резник потянулся ко мне, потом нахмурился и запихнул руки в карманы.
— Чешется. Тут пыльно.
— Давай почешу, — говорит он и краснеет. Резник умеет краснеть? — Нос твой почешу, — тут же поясняет и недовольно трясёт головой. — У тебя же руки в глине!
— Спасибо, я сама могу почесать. — Демонстративно поднимаю предплечье и тру нос о грубую ткань защитного халата.
Мы молчим. Жирный голубь вышагивает по отливу за окном, разглядывая нас любопытной бусиной глаза.
— Наверное, трудно так чесать… — сдавленно говорит Резник. Никогда не видела его таким смущённым. Может, с ним что-то случилось?
— Я привыкла.
Он молчит, поэтому я снова берусь за глину. В среду после уроков я посещаю художественный кружок и зачастую остаюсь позже всех. Однако уж кто-кто, а Данила Резник в таких мероприятиях не участвует.
Разминаю глину, незаметно поглядывая на одноклассника. Словно сам не свой. Обычно самоуверенный донельзя, шумный, языкастый. А тут вдруг топчется рядом, недовольно пыхтя.
— Хочешь я тебе Гибсон покажу? — спрашивает.
С такими шуточками я знакома с детства, нет уж, не попадусь.
— Сам свой Гибсон разглядывай, желательно в ванной и в одиночестве.
Отодвигаюсь от него на всякий случай, кто знает, вдруг парни решили подшутить над старостой.
