— Ник, тут такое дело… короче, слишком много желающих, и у меня проблемы. Давай в следующий раз, ладно?
— Арк… слушай, мы же давно знакомы. Скажи честно: работы плохие?
Он молчал целую вечность.
— Мне нравятся твои фантазии, Ника.
Ловко увернулся от ответа. Значит, картины действительно никудышные.
Я почти не расстроилась, Данила мне этого не позволил. Однако посмотрела на вещи реально и выбросила расписание конкурсов и выставок. Иногда встречаюсь со старыми знакомыми, но реже, чем раньше. Данила занимает всё время и мысли. Недавно сходила на банкет по поводу открытия новой галереи и среди гостей увидела Трофима Лиознова. Он меня узнал, несомненно, узнал. Насупился, смерил презрительным взглядом и демонстративно ушёл в другой конец залы. Ой, какие мы обидчивые. Неужто я — единственная женщина, отказавшая великому меценату?
Банкет быстро наскучил, и я ушла, меня потянуло домой к любящему синему взгляду.
Любовь — это так… Не знаю. Необычно, наверное. Как новое восхитительное платье на размер меньше твоего, к которому надо привыкнуть. Смотришь на себя в зеркало и поражаешься — так красиво, что не отвести взгляд. Неужели это я?
Но это платье ещё надо разносить, привыкнуть к трению материала и слишком узкой талии.
Я продолжаю давать уроки, хотя и не так много, как раньше. Потеряла несколько учеников, вроде даже один из них вернулся в семью, что не может не радовать. В свободное время я гуляю, думаю о Даниле и делаю заметки на будущее. Это называется «опыт». Чтобы нарисовать жизнь, надо её прожить.
Иногда достаю чистый холст и сижу перед ним, вспоминая, каково это — гореть творческим огнём. Но вдохновения нет, и руки опускаются. Зато есть Данила. Он пропитал мою жизнь собой, поглотил меня, и на остальное не остаётся ни сил, ни желания.
Правила выживания в творческой паре просты: мы поддерживаем друг друга и не делимся своими страхами с окружающими. Если раньше я могла часами скулить по поводу творческого кризиса в компании других художников, то теперь Данила взял мои проблемы на себя. Он единолично встречает мой творческий кризис лицом к лицу и всё больше напоминает «сильного мужчину», сделанного мною из металла. Только в моменты его слабости и неуверенности я вспоминаю, что он тоже, как и я, ранимый и творческий человек.
В свободное время он не выпускает из рук гитару. Играет, репетирует, пишет новые песни. Так как он работает в наушниках, я слышу только ту музыку, которую он записывает, и то редко.
