Танцевать на сухой земле в кедах на плоской подошве — это совсем не то, что скользить по шипящему льду, рассекаемому металлом, но это намного лучше, чем не танцевать вообще. Осознание невозможности жизни без танца обожгло Эльмиру, выталкивая порывистые выкрики из её лёгких. Это был её танец, тот, который никто не сможет у неё отобрать.
Эльмира не знала, сколько времени прошло. Она с упоением вспоминала свои победы, генеральные репетиции, выступления для родных и близких. Пот стекал по её лицу, пощипывая глаза и застилая зрение. В какой-то момент она забылась и присела на камень, наклонившись, чтобы перешнуровать коньки, и тут же отдёрнула руки.
Тин сидел всё на том же месте и безмолвно смотрел на неё.
— Простите… я забыла, где нахожусь. Я не знаю, сколько времени прошло.
— Что-то не так с твоей обувью? Я могу сделать так, чтобы у тебя была другая. Что тебе нужно? — торопливо поинтересовался дух.
— Нет, спасибо, всё в порядке. Вам понравилось?
— Это… очень необычно. Мне понравилось то, что ты мне показала, хотя это и было … очень личным. Думаю, что ты устала, я отпущу тебя обратно. — Тин вывел её на тропу, ведущую к дому, и задержался, как будто решаясь что-то сказать. — Я тоже хочу тебе кое-что показать. Ты увидишь это сегодня вечером.
Когда Эльмира вернулась в дом, она обнаружила, что было всего шесть часов вечера.
— Ну вот, — горько сказала она. — Похоже, что я провалила и это задание. Он отпустил меня раньше времени.
Лари попытался успокоить её: — Танцевать — это не то же самое, что говорить. Если бы ты танцевала три часа подряд, особенно на такой жаре, то еле доползла бы обратно домой.
Эльмира засмеялась мелодичным смехом: — Ох, Лари, ты ужасно смешной! Я танцую по десять часов в день! — Осознав сказанное, она сухо поправила себя: — Я танцевала по десять часов в день.
Приняв холодный душ, она устроилась на кухне, с интересом дожидаясь вечернего сюрприза.
Когда стемнело, они увидели, как над беспорядочным зигзагом гор появились красные всполохи. Сначала они были похожи на отдельные плевки лавы, потом упорядочились и превратились в букет оранжевых, искрящихся линий. В них не было ничего угрожающего, и четверо приникли к окну, с восторгом наблюдая необычное зрелище. После того, как всполохи прекратились, в их глазах ещё долго стоял оранжевый туман.
— Что это было? — тихо спросил Макс. — Посмотрите, даже тучи рассеялись, впервые видно вершину самой высокой горы.
В последних лучах заходящего солнца неровные зигзаги чёрных скал казались обглоданными какой-то страшной силой.
