— Ясон, неужели ты сохранил его?
Не потерял, не подарил новой подружке, не спустил в унитаз, в конце концов. Он зажал в кулак своего сердоликового дельфина и кивнул мне:
— Ты тоже?
Со своим «обручальным» подарком на кожном шнурке я за годы свыклась настолько, что даже перестала замечать его, как и висящий рядом на цепочке образок Богородицы.
Ясон резко отвернулся и пошел вглубь пещеры к лодке. Я внезапно ощутила легкую дрожь и бегущие по мокрой коже мурашки. Вода, капавшая с мокрых волос, казалась холодной, как родниковая.
— Иди сюда, — тихо позвал Ясон, откинув в сторону парус. — Тебе надо обсохнуть и согреться.
Послушно, словно ребенок, я пошла вслед за ним и залезла в лодку.
— Ой, а ты куда? — Ясон перенес ногу через борт и уселся рядом. А потом и вовсе накрыл нас обоих парусом. — Мы так не договаривались.
— Да ладно тебе, Мея. Так согреемся быстрее. Не съем же я тебя.
А вот я уже чувствовала голод. Тот самый, который давила в себе долгими бессонными ночами.
— Дурацкая идея, — сказала я скорее себе, чем ему.
— Согласен. Ужасная.
Я всегда любила, когда Ясон Нафтис со мной соглашался. Наверное, именно поэтому я его и поцеловала. А он сразу положил ладони мне на спину и не позволил отстраниться. Навис надо мной, как тьма, готовая поглотить целиком.
— Отпусти, — я повела плечами, но в ответ услышала только:
— Помолчи, Мея. Мея… Медея.
ЯСОН
Перед рассветом стало чуть прохладнее, но солнце взошло и сразу начало пригревать. Первые его лучи подкрались к выходу из пещеры и растеклись на парусу, всю ночь служившему нам одеялом.
Медея беспокойно пошевелилась, откинула его в сторону и снова затихла, уткнувшись носом мне в шею.
Вчера ее губы беспомощно повторяли «отпусти», а руки мертвой хваткой вцепились мне в волосы и тянули к себе. Она была почти без сознания, когда я наконец ее отпустил.
Мы то ли спали, то ли плыли куда-то в нашей лодке, но время от времени приходили в себя и снова набрасывались друг на друга. А теперь она лежала в моих руках, такая тихая, и я наслаждался возможностью наконец-то разглядеть ее всю.
Волосы Медеи все так же вились непокорными завитками, но сильно отросли. Теперь они почти прикрывали поясницу. И прохладным ливнем струились по моей груди. Кожа отливала светлым золотом, как песок на дне ручья, и только две полоски — на груди и под животом — напоминали, какой фарфорово-белой она была на самом деле. И среди этой белизны сияло еще одно золото — небольшого треугольника.
