Моё Золотое руно | страница 24



— Твой баркас стоит у нас в пещере…

— … конечно, сохранили..

— … а мотор сняли пока. Завтра поставим…

— … работает, как часы… тик-так

Лица, столы, лампы под потолком слегка покачивались, словно на ласковой морской волне. Люди от других столов подходили ко мне, чтобы звякнуть стаканом о стакан. Надо же, я уехал из Ламоса в восемнадцать лет, а меня, оказывается, здесь еще помнят.

— А как же, ты же сын Тео Нафтиса. И отец у тебя был настоящий капитан, и мать такая красавица…

— … после тебя так никто пятнадцать минут под водой и не просидел…

— Я уже двадцать могу.

— Брешешь!

— Идем проверим!

— А ну, цыть. Куда вы пойдете пьяные да в ночь, проверяльщики хреновы. Пейте уже!

— Опа, это кто же здесь такой суровый?

Я от души обнял дядю Леонидаса, лучшего в Ламосе бузули-музыканта. В глазах стояли слезы, но я уже не пытался их скрывать. Леонидас похлопал меня по плечу:

— Ээ, не стесняйся, мальчик. Кто никогда не плачет, тот свою душу прячет.

— Опа! — Дружно подтвердили все присутствующие.

Кто-то согласно шмыгнул носом, но его тут же заглушил звон струн.

Опа-опа та бузуки,

Опа ке обаглома,

Газо изму стахастуни,

Меговлезы тагзсегхнас

Кто не мог танцевать, тот стучал в такт стаканом по столу и дрыгал ногами.

Ксише сэи салонино раки,

Архисэс или рьё дыёс нали,

Оморор ито корициму ньего,

Архоитес спаньенту ми кильё

Здравствуй, мой Ламос, прости своего блудного сына. Уже рвала душу и звала в пляс мелодия сиртаки, и я встал посреди таверны, широко раскинув руки. С обеих сторон меня подхватили братья Ангелисы, к ним пристроились остальные — высокие, низенькие, пузатые и жилистые, просто пьяные и пьяные до изумления.

Ррраз — бросок правой ногой вперед.

Два — медленно перейти на правую и чуть податься назад.

Три — шаг левой назад.

Четыре — медленно перенести вес тела на правую ногу и в сторону.

Пять — сильно согнуть колени и быстрый шаг левой вперед…

Дальше я уже не считал. Кто не умеет танцевать сиртаки, тому в Ламосе вход в таверну закрыт. Так меня учил отец. А свою первую хору с танцевал с мамой.

Сиртаки перешел в сиганос. Танцу уже было тесно в стенах таверны, и он выплеснулся на улицу. Цепочка, возглавляемая Леонидасом, потянулась в сторону набережной, притягивая по дороге туристов и просто прохожих.

Я отделился от танцующих, чтобы прислонившись к стене двухэтажного розового дома, без помех полюбоваться на звезды. Они были почти такими же, как в Фанагории и Анатолии, и все же не такими. Эти звезды сияли над моей родиной, и других таких было не сыскать.