— Благослови Бог этот дом.
Поцеловал загорелую жилистую руку Анастаса Ангелиса:
— Благослови Бог опору этого дома.
У меня перед лицом возникла украшенная золотыми кольцами пухлая ручка тети Гликерии:
— Благослови Бог источник жизни в этом доме.
Теперь я мог выпрямиться и продолжать разговор, хоть и глядя на Ангелисов снизу вверх:
— Я пришел забрать у вас самое дорогое достояние.
Дядя Анастас, не спеша, разгладил усы и объявил:
— Эта дверь откроется только перед достойным.
Итак, теперь предстояло доказывать свою достойность. Это еще работы часа на два. Сначала я буду через дверь переговариваться с подружками невесты и передавать им подарки. Потом меня запустят в дом, но только для того, чтобы обсыпать мукой и надавать по шее. Еще час завываний под окнами, и когда жара уже станет невыносимой, а томящиеся на солнцепеке гости взопреют всерьез, невесту можно будет вывести из дома. При этом она, конечно, будет «чиниться», то есть упираться и отворачиваться, а подружки завоют грустные песни о тяжкой доле замужней женщины. О, Господи, закатил я глаза к небу, за что ты так со мной?
Опа! А что это происходит над головой Анастаса Ангелиса? Окно на втором этаже бесшумно распахнулось, и в нем сначала мелькнула голова Тесея, а потом появилась Медея. Нарядная, ослепительно красивая в свадебном костюме, даже с розовой вуалью, она лезла на подоконник и при этом отчаянно прижимала палец к губам.
Сопение за моей спиной вмиг стихло. Гости затаили дыхание, ибо на их глазах происходило нечто невероятное, неслыханное в истории Ламоса.
Медея встала на подоконник обеими ногами и, еще придерживаясь руками за ставни, сильно наклонилась вперед:
— Ясон! Лови!
В воздухе мелькнул вышитый подол платья, белые чулки, кружевные панталончики до колен.
— А-а-а-ах! — Выдохнула толпа.
— Ии-и-и! — Шарахнулась лошадь.
— Опа! — Я подхватил Медею на руки и повернулся вокруг себя, гася инерцию падения.
— Опа! — Выкрикнул Ваня Андруцаки, почуявший конец своим мучениям.
— Опа! — Подхватили гости.
— Дочка! — В отчаянии выкрикнула тетя Гликерия. — Ты же взрослая женщина! Разве так можно?
— Нет, мама! — Весело ответила ей Медея. — Мне опять пятнадцать лет, и я хочу выйти замуж за этого парня.
Неизвестно какими путями в руках Гликерии материализовалась икона Божьей Матери Одигитрии. Мы по очереди, сначала Медея, а потом я, приложились к ней, потом я от полноты чувств расцеловал тещу в румяные щеки и, стараясь не оглядываться на покрасневшего, как рак, Анастаса, развернулся к лошади. Через секунду невеста сидела передо мной в седле.
