— Прочь!
Упали под ноги, покатились краснощекие яблоки, взвизгнула собака, получив от толстого мужчины пинка — другой, незнакомый мир изумлял и оглушал.
— Не трогай меня! — закричал Рэми, когда жесткие пальцы впились в плечо.
Впервые ему не повиновались — пальцы не разжались, мага грубо толкнули в подворотню, и кто-то схватил его за подбородок, заставив повернуть голову:
— Какой милый мальчик…
А в безумных зрачках незнакомца бился собственный страх. И не двинуться же, не пошевелиться. И тело стало будто чужим, непослушным и тяжелым, а по позвоночнику пробежала капля холодного пота. Дышать... как же сложно дышать!
Чужие пальцы откинули упавшие на лицо волосы, провели по щеке, скрипящий голос продолжал:
— Смотри-ка… благородная кровь. Либо родители золота отвалят, либо продам тебя в дом забвения. Там таких хорошеньких любят…
Хотелось закричать, но грязная ладонь закрыла рот. Рэми вырвался и в тот же миг получил по лицу, кубарем прокатившись по грязной, залитой нечистотами земле. Новый удар пришелся по животу, от боли и страха вывернуло. А потом он уже ничего не помнил. Сила, сдерживаемая внутри аккуратно поставленными щитами, вдруг вырвалась наружу, тугой волной хлестнула по стенам. Зазвенели стекла, противно хрустнуло за спиной. Обернувшись, Рэми увидел, как толстый мужчина медленно сползает по стене, оставляя на кирпичах влажный, матовый след. Кровь?
Стало совсем тихо. Улица, по которой недавно катились телеги, вдруг замерла, люди упали на колени, в грязь, там, где стояли. Женщина в лохмотьях противно вскрикнула от страха.
— Высший маг, — шептали вокруг, и слово «высший», казалось, отражалось от стен улицы непонятным проклятием.
Рэми не знал, что делать: все прятали взгляды, все чего-то ждали. Не с восторгом, нет, не с гордостью, как учителя, с ужасом и страхом, который выедал душу. Вот она… настоящая столица. Та самая, в которую Рэми мечтал выйти. Рэми… ненавидят?
Шатаясь, мальчик вышел на мостовую и закричал:
— Не трогай! — когда к нему подбежал дозорный.
— Отойди! — приказал дозорному знавший Рэми с пеленок старшой. — Оставь молодого архана учителям. Он же высший, если опять напугаешь, костей не соберешь.
— И ты меня боишься? — засмеялся Рэми. — Ты…
Старшой побледнел, но ближе не подошел:
— Эррэмиэль, мой архан, я прошу вас, успокойтесь. Я не хочу вас снова напугать или разозлить. Вы еще слабо контролируете силу… прошу, дождитесь учителей, не вредите ни другим, ни себе.
«Не вредите?» Рэми слабо улыбнулся, опустил голову, чувствуя, как навалилась на плечи тяжкая ноша. Вокруг, казалось, потемнело. Медленно покатилось по мостовой яблоко. Пискнул на руках женщины и умолк младенец, скрипнула ось телеги, ветер принес к ногам горсть листьев. Как и на вершине храма все вдруг исчезло, растворилось во мраке, остались лишь серые, безжизненные огоньки душ, охваченных ужасом. Целое море серых огоньков, будто в людях и не осталось ни других мыслей, ни других чувств, ничего не осталось, кроме страха, будто одно то, что Рэми стоял на этой улице, все уничтожило…
