Только вот Слепырь никак не мог дать ему желаемого. Зато могла Талла. Она стянула с мизинца тонкое серебряное колечко. То была единственная ценность, которую по слабодушию не смогла снять и спрятать, самая простенькая, самая незаметная и такая любимая... Но сейчас было не жалко. Талла незаметно вложила колечко в ладонь бога. Тот быстро, но тщательно ощупал то, что попало ему в руки – привычка слепого – и неохотно протянул стражнику.
– Так будет честно, пожалуй… – вздохнул он. – Это его мамки кольцо, только оно и осталось от бедняжки. Да вы не стесняйтесь, берите. Пусть знает, до чего его дурь довела.
Стражник не стал ломаться даже для виду, сгрёб кольцо и пихнул в карман стёганой куртки. Наверняка сбагрит его за пару кружек пива, не оценив ни чистоту серебра, ни тонкий искусный узор, сделанный рукой лучшего дворцового ювелира. Талла проводила колечко тоскливым взглядом и закусила губу. Хорошо хоть ложь Слепыря позволила сделать это, не таясь. Какая прелестная была вещь! Сколько же ещё ей придётся отдать?..
– Ладно, идите уже, мне обход надо завершать, – стражник махнул им рукой, отпуская. Уходя, он насмешливо пробормотал себе под нос: – А то мы всё гадали, почему от этих богов так дерьмищем по утрам воняет. Надо же чего удумали…
Слепырь снова перевалил на неё часть своего веса, и они направились к воротам. Закрытым. И замок на них не казался таким же простецким, как на дверце клетки. Одна-то она без труда просочилась между прутьев, но Слепырь, даже отощавший до кости, уж точно там не пролезет. Идею обратиться за помощью к стражнику Талла не рассматривала – глупо надеяться, что и второй раз им повезёт.
И когда она, растерянная, стояла перед запертыми створками ворот, Слепырь вдруг легко коснулся пальцами замка, и внутри что-то обнадёживающе щёлкнуло. Талла с удивлением посмотрела на укутанную в плащ фигуру. Такую хилую и будто бы беспомощную. Она совсем забыла, что рядом с ней бог. Бог дорог и путей.
Талла первый раз оказалась в ночном Соланире. Вернее, второй, если считать сегодняшнюю же ночь и побег из дома, но она так отчаянно трусила, что не замечала ничего вокруг. Сейчас сердце тоже неистово билось о грудь, часто-часто вздымая рубаху под курткой, и всё же самое сложное было позади. Ей удалось украсть глаз и удалось украсть бога.
Пыльно-жёлтые стены приземистых домов казались золотыми в свете фонарей, улочки, днём запруженные людьми и повозками, приглашали к неспешной прогулке. И воздух! Воздух без привычной вони ослиного пота, неистребимой примеси песка, забивавшего нос и рот. Талла с наслаждением вздохнула, будто не Слепырь, а она провела века за решёткой в затхлом павильоне.
