Раньше, теперь уже в прошлой жизни, когда ей доводилось путешествовать с мамой и отцом, первым делом на новом месте был разбор вещей. Служанки старательно вынимали из дорожных сумок длинные шёлковые юбки, пышные блузы с высоким воротом и длинными рукавами, целый ворох головных платков, перчаток и вуалей… Всё это укладывали в ящики шкафов и комодов; украшения, бесчисленные бутылочки с духами и гребни расставляли перед зеркалом. Сама Талла следила, чтобы каждый предмет занял положенное место, поправляла невидимые складки на самых любимых платьях.
Сейчас она с удивлением обнаружила, что размещение в отведённой им комнате не требует совершенно никаких действий. Разве что бросить сумку на кровать и усесться за ней следом. У неё, конечно же, была чистая смена штанов и рубахи, но Талла предпочла бы не расставаться с ними – быстро закинуть сумку на плечо куда проще, чем собирать небогатые пожитки по всем шкафам.
Комната показалась бы большой для одного. Но их было двое, к тому же второй – может и бог, но всё же мужчина. На короткое мгновение Талла почувствовала себя неуютно, но решила, что Слепырь проявлял к ней слишком мало интереса, чтобы лишить необходимого уединения. К тому же, в комнате быстро обнаружились плотные шторы, которыми, при желании, можно отгородить себе добрую половину.
Мама с младенчества приучала её не привыкать к роскоши. Но совсем не испытывать удовольствия от прикосновений дорогого шёлка, от тающих во рту пирожных и благоухающей розами воды для умывания Талла никак не могла, хотя честно старалась. Может, теперь у неё появится шанс доказать себе, что она способна обходиться малым? Комната была напрочь лишена любых излишества.
Особенно Талле не нравилось отсутствие окон, и она заметила, что Слепырь, сняв капюшон, тоже безуспешно шарит взглядом по сплошным стенам. Его глаз больше не казался таким чужеродным, страшно выпирающим. Похоже, что за время их прогулки по улицам он прижился и стал выглядеть обычным человеческим… Талла осеклась. Да, лицо Слепыря и правда не казалось каким-то особенным. Тощее настолько, что слишком остро проступали скулы и подбородок, старчески высушенное и измождённое, но всё равно обычное. Бог мог бы легко затеряться в толпе. Разве что пустующая глазница делала его приметным. Талле очень захотелось убрать её под повязку.
