— Что ты пишешь?
Он говорит, не глядя на меня.
— Я сам о себе позабочусь. Ты переживай за себя, — отвечает он, доставая выделитель и раскрашивая страницу флуоресцентно зелёным. — И, вообще, ей и так есть о чём переживать, — бормочет он себе.
О нет. Он не простовзял снисходительный тон. Я постукиваю карандашом по своей щеке.
— Ты не против перестать говорить обо мне так, словно меня здесь нет?
Последовавший за этим вздох такой вынужденный, такой тяжелый, что я осознаю ужасную правду — я его волонтерская работа. Он здесь обучает безнадежную идиотку химическим преобразованиям только потому, что это будет хорошо выглядеть в его образцовом приложении к диплому. Нет сомнений, что он бы предпочел уничтожать планетарных киборгов дома в затемненной комнате, в то время как другие компьютерные гики посылают ему сообщения через глобальную сеть — и у каждого из них по пятьдесят интернет-псевдонимов.
Бедный Гордон. Он имеет полное право быть грубым со мной.
Я ерзаю на месте, пытаясь подавить свои саркастические мысли, но моя кровь начинает закипать. Поэтому я веду ответный огонь.
— Ты совсем зануда? — Он прекращает писать и поднимает растерянный взгляд на меня. — Ну, ты веришь, что каждый клочок мысли должен быть записан на бумаге, прежде чем он ускользнет от тебя. Ты не можешь принимать решения, потому что всегда боишься, что они будут ошибочными. Я права?
Я слышала о таких людях. Значит, легенды правдивы. Правый глаз Гордона дергается. За этим явно не предвидится ничего хорошего.
— Чем я занимаюсь за пределами кабинета, не твое дело.
— Я всего лишь спросила. Ты так переживал обо мне, сказал, что мне есть о чём волноваться, и я хотела показать, что тоже о тебе забочусь. Это просто моя личная взаимность.
— И сколько, в точности, у тебя личностей? — Он одарил меня шутливой улыбкой. — Четыре, пять?
Я делаю фальшивый вздох. Я фактически горжусь им. Гордон не только милый, но ещё и не теряется в спорах!
Прежде чем я могу ответить, он кладёт конец нашему репетиторскому веселью.
— Почему бы тебе просто не закончить задание, чтобы я мог пойти домой и заняться более важными делами? — предлагает он.
Я знала. Я представляю, как взмахиваю закругленным концом карандаша напротив лба Гордона. Хлоп! Прямо в точку. Ещё раз… хлоп!
— Более важными вещами? — Я смотрю на него, не поверив своим ушам, но он всего лишь пишет и пишет, игнорируя меня, словно я слишком ничтожна, чтобы со мной беседовать. — Эй… Господь когда-нибудь давал тебе советы? Не злись на меня. Я просто интересовалась.
