Кладбище заросло папоротником и марью. Здесь легко затеряться. Здесь легко затеряться навсегда. Потому что в папоротниках полно гадюк и жалохвостов, потому что сюда забредают и волки.
Покойники висят на ветвях дубов и кимор. Спеленатые, они напоминают гусениц в коконах, свисающих с ветвей на нитях паутины. Когда налетает порыв ветра, они чуть покачиваются. В тишине шуршат пелены. Поскрипывают ветви. Трутся о кору верёвки. Многие из них давно сгнили от бесконечной сырости, и теперь тут и там валяются на земле упавшие мертвецы — это те, у кого уже не осталось по эту сторону мира никого, кто мог бы обновить захоронение. Их полотняные коконы тоже истлели, они истерзаны воронами и крысами-летягами, так что наружу выставляются полусгнившие лица или голые черепа, рёбра, конечности, оскаленные рты. Те, что побогаче, захоронены в кожаных пеленах и висят на толстых смолёных верёвках из волокон мари. Эти если и упадут, то нескоро. Им отведены ветви повыше, поближе к макушкам кимор. Другие, что попроще, развешаны на нижних ветвях кимор, на дубах, а то и вовсе на вязах.
Держа наготове нож, пробираюсь через папоротники в сторону Пьяной дороги. Ржавый глаз луны ищет меня, но в папоротниках найти меня нелегко. Невозможно. Потому что они выше меня, их лапы нависают надо мной, как крылья неведомых птиц. Зато слышно меня, наверное, за милю, потому что под ногами трещат опавшие ветви, хрустят сломанные стебли, чавкает грязь.
Иногда с папоротников падают слизни. Я собираю их и с наслаждением разжёвываю. Они водянистые и почти безвкусные. Но очень сытные, я знаю. А больших бурых многоножек — вон одна из них сбегает по толстому стеблю, и на её волосатом теле поблёскивает дождевая капля — есть нельзя. Они ядовитые. И могут больно ужалить. Тем более следует опасаться жалохвостов, которые тут и там дремлют на листьях в лужицах слизи. Эти медлительные ленивые твари, больше всего похожие на больших жёлто-зелёных гусениц с раздваивающимся хвостом, умеют прыгать почище блох, если решат, что им грозит опасность.
Кровь из руки перестала идти. Рука обрублена чуть ниже локтя. Я смотрю на обрубок и вижу, что рана затянулась тонкой до прозрачности розовой кожицей.
Когда наконец выбираюсь на Пьяную дорогу, нос к носу сталкиваюсь с девчонкой. Она стояла посреди дороги и смотрела на кладбище, а теперь, испуганно вздрогнув, уставилась на меня. Наверное, она подумала, что я покойник и пришёл выпить её кровь. За поясом у неё торчит нож и она схватилась за него одной рукой.
