Последующие военные события постепенно стали опровергать это мнение. Выяснилось, что первоначальные нудачи демократических государств отчасти следствие неправильной политики некоторых деятелей (Деладье) и не имеют ничего общего с принципиальным соотношением сил демократий и автократий, отчасти же они фактически связаны с существенными моментами демократической политики. Присмотримся к ним поближе.
В годы предвоенного экономического кризиса Япония и Германия были единственными капиталистическими странами, где цифры производства непрерывно росли (хотя уровень потребления населения падал). Это своеобразное «исключение» из законов экономического развития буржуазного общества было всем понятно: оно объяснялось тем, что напряженная подготовка этих оран к задуманной агрессии временно сделала их тяжелую промышленность, военную промышленность в широком смысле слова, независимой от нормальных условий подъема и падения.
Такого рода установку всей экономики, всей жизни народа на предстоящую агрессивную войну, такое отягощение всего народа военными жертвами еще до начала войны не может себе позволить, да и не захочет возложить на свою страну ни одна демократия в мире. Сила демократии состоит в том, что она в тяжелые времена, при действительной угрозе родине может требовать от народа необычайных жертв. Но — только в том случае, если широчайшие массы народа ясно видят, что страна действительно под угрозой и действительно нуждается в их жертвах. Правда, и в том направлении имеются опасности: в то время как автократии требуют напряжения народных сил еще в мирное время, буржуазные демократии могут при наступившей уже угрозе слишком долго колебаться, прежде чем прибегнуть к чрезвычайным мерам.
Эта структурная разница между демократией и автократией настолько очевидна, что она не ускользнула даже от взгляда такого одаренного государственного деятеля с сильным автократическим, антидемократическим уклоном, каким был Бисмарк: он часто говорил, что подготовка к ведению превентивной войны невозможна в такой стране, как Германия его времени, имевшая парламент и всеобщее избирательное право. При такой структуре демократии вообще значительно труднее решиться на войну, чем автократическому государству.
Рассмотрение общественных причин первоначальных неудач буржуазных демократий в настоящей войне до некоторой степени освещает оборотную сторону этого вопроса - общественное превосходство демократий, которое в процессе воины (правда, иногда медленными темпами) превращается в военное превосходство.
