Он повернулся к Сергею:
— Ты придешь сегодня?
— Куда?
— На футбол.
— И он еще спрашивает! — негодующе всплеснул руками Сергей. — Да когда это было, чтобы я такой матч пропустил! Тем более, что в воротах мой друг стоять будет!
Вот она отдушина, чтобы уйти от неприятных мыслей. Сейчас Сергей станет рассказывать о прошлых играх, о невообразимых голах и о смертельных ударах. О футболе он может говорить сколько угодно... и уж, во всяком случае, до начала урока.
Урок начался, но облегчения в мыслях Толику это не принесло. Он посмотрел на Милу — та старательно записывала что-то в тетрадку, скорее всего, число. Почувствовав его взгляд, оглянулась, и он снова увидел в ее глазах снисходительную, как ему показалось, жалость. Он покраснел и отвернулся.
Вообще-то у него с Милой были довольно-таки сложные отношения. В четвертом классе, когда они перешли от одной учительницы к многим, классная руководительница пересадила их по-своему. Толика она посадила с Милой, так они и сидели до седьмого класса. В третьем классе Мила закрывала от него написанное в тетради промокашкой, чтобы он не списал. А ему не очень-то и надо было: все равно по математике на контрольной разные варианты, а диктанты и изложения он писал не хуже ее. Но было немного обидно: жалко ей, что ли! И он мстил ей, как мог: подталкивал или качал парту, когда она писала, пачкал белые ленточки чернильной пастой, ставил при удобном случае подножку, а когда выпадал на улице мокрый снег и школьники снежками встречали всех идущих в школу или из школы, он специально подкарауливал Милу и норовил влепить ей снежком побольше.
В пятом классе они помирились. Мила уже не закрывалась промокашкой, и он перестал ей вредить. А в шестом она несколько раз приносила ему читать книги про войну и про разведчиков и один раз даже зазвала его к себе домой. Толик уже не помнит сейчас, зачем, кажется, за какой-то книжкой, но до сих пор, вспоминая об этом, испытывает чувство страшнейшей неловкости. Дома у Головановых из старших была только мать Милы. Она встретила их приветливо, пригласила в комнаты. Толик, не задумываясь, стал снимать в прихожей ботинки — на улице после дождя было сыро и грязновато — и вдруг с ужасом вспомнил, что накануне вечером заметил дырку на носке, небольшую, но все-таки пятка просвечивала. А за день дырка, наверняка, стала больше. Что же делать? Не снимать ботинок? Но уже стояла рядом Мила, протягивая ему домашние тапочки и, словно нарочно, без задников.
